"Убийство арабских ночей" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 4 «ЗДЕСЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ ТРУП»

Я сбежал вниз и отодвинул засов на дверях. Хоскинс, воинственно раздувая усы, вошел с таким видом, словно ожидал наткнуться на труп прямо на пороге. Вместе с ним прибыли доктор Марсден, судмедэксперт нашего участка, Кросби, дактилоскопист, фотограф Роджер и два констебля. Предупредив их, что надо искать угольные отпечатки, которые Роджеру предстоит сфотографировать, я проинструктировал их в общепринятом порядке. Констебль Мартин остался у дверей, а констеблю Коллинсу было поручено обыскать помещение (хотя в этом не было смысла). Роджер и Кросби сразу же стали заниматься трупом, и я не мог ознакомиться с содержимым карманов жертвы, пока они не покончили с предварительным осмотром.

Хоскинс отвел меня в сторону.

– Я прихватил с собой его светлость – то есть мистера Маннеринга, – и он сидит в машине, – конфиденциальным шепотом сообщил он мне. – Приказать ли Джемисону, чтобы он доставил его сюда?

– Подождем. Что он сказал, когда пришел в себя?

Сержант не скрывал своего удивления:

– Сообщил мне, что у него слабое сердце, и показал пузырек с таблетками. Что же до того, был ли он испуган, – да, он, сэр, с виду полностью изменился, когда я рассказал об этом старике – Белых Бакенбардах – и что у нас с ним произошло…

– Вы ему это рассказали?

– Мне пришлось, сэр! А что еще оставалось делать, когда человек спрашивает, за что он задержан. Думаете, сэр, это его смутило? Да нет же! Он рассмеялся и хохотал без умолку. – Хоскинс осклабился. – Вроде как после обморока у него что-то сдвинулось в мозгу. Затем, когда вы сообщили по телефону об убийстве и о человеке с черными бачками, он очень заинтересовался и пришел в возбуждение, но какого-то испуга в нем не наблюдалось. Он продолжал трепаться без умолку, рассказывал нам о тугах-душителях в Ираке или где-то там, которых он помогал полиции ловить, хотя, – Хоскинс доверительно подмигнул, – между нами говоря, я-то думаю, что он отчаянный врун. Понимаете, сэр, мы-то его раскололи с этой запиской. Так приказать Джемисону доставить его?

– Прежде мы должны кое в чем разобраться. Пройдем в зал и скажите мне, является ли этот человек тем же самым, который пытался вас задушить около музея.

Хоскинс с серьезным видом прошествовал в зал. Увидев Мириам Уэйд, которая все еще стояла прислонившись к ковру на стене – успокаивая ее, я кивнул, – сержант присвистнул. Когда я сказал ему, кто она такая, по выражению его лица стало ясно, что ситуация вызывает у него опасения. Затем он уставился на тело.

– Нет, сэр, – сказал он после того, как, прищурившись, осмотрел труп. – Это не тот самый.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен, сэр! Сами посмотрите! У этого округлое лицо и нос, что называется, еврейского типа, а старик, который спрыгнул со стенки…

– Стоп-стоп. Он в самом деле был стар?

Хоскинс надул щеки:

– Н-нет, сэр… понимаете, не в том смысле, что я могу поклясться. Я и сам думал об этом, а теперь и вы спрашиваете. Но в другом я уверен. У него было длинное, худое лицо, такие называют лошадиными. И еще приплюснутый нос. Он ничем не походил на этого парня. Могу присягнуть, что это разные люди. – Он подтянулся. – Какие будут приказы, сэр? Я сменился, но если уж, так сказать, я вляпался в это дело…

Что ж, с этим мы разобрались. Значит, в одном месте оказались два человека с накладными бакенбардами. Не мог я понять лишь одного: дело от этого упростилось или усложнилось; скорее всего, второе. Я воочию представил клуб любителей фальшивых бакенбардов, которые лунными ночами собираются в музее восточного искусства. Но этого не могло быть…

– Дайте-ка мне это письмо, – попросил я.

Хоскинс бережно протянул его. Оно представляло собой лист из обыкновенного блокнота, сложенный в плотный четырехугольник, одна сторона была чем-то основательно измазана. Я развернул его. Прозаическая машинопись; сверху аккуратно выведено слово «Среда», за которым шли странные строчки.

(Далее следовало несколько зачеркнутых слов, и на этом записка обрывалась.)

Я напряг все свои извилины, пытаясь понять, что это значит. Сержант Хоскинс прочел мои мысли.

– Какой-то полный идиотизм, не так ли, сэр? – осведомился он. – Вы заходите к «Лайонз» выпить чаю, и вас – фу! – встречает убийство. Вот как здесь. Что скажете?

– Черт побери, Хоскинс, – проворчал я, – здесь что-то не то. Вы когда-нибудь читали текст, менее чем этот, напоминающий призыв к небесам о крови и смерти?

Хоскинс задумался:

– Видите ли, сэр, не могу утверждать, что знаю, как на самом деле должен звучать такой призыв к небесам. Похоже, адресат обязан принять послание близко к сердцу. Но не могу не признать, что мне это все просто отвратительно.

– Где вы нашли записку?

– Выпала из кармана пальто мистера Маннеринга, когда я делал ему искусственное дыхание. Я ему о ней не обмолвился ни словом; решил, что вы сами этим займетесь. Хотя интересно: что это за ханджар с ручкой из слоновой кости.

«Здесь должен быть труп – и труп настоящий». В любом случае текст производил тяжелое впечатление. В сопровождении Хоскинса я прошел вдоль ряда стеклянных витрин до середины зала в поисках стенда, откуда был изъят кинжал. Найти его оказалось нетрудно. На синем бархате третьей с начала витрины с ярлычком «Современная Персия» четко отпечатались очертания кривого кинжала с лезвием длиной примерно в десять дюймов. Витрина была закрыта, и никаких следов петель на ней не было видно. Каким образом, удивился я, как каждый раз, когда бывал в музеях, их вообще открывают? Натянув перчатки, я осторожно подступился к витрине. В ее деревянной стенке с одной стороны виднелось крохотное отверстие для ключа. По всей видимости, эта стенка откидывалась как дверь, но сейчас она была закрыта. Таким образом, можно предположить, что тот, кто взял кинжал, имел при себе ключик, а это прямо намекало на Уэйдов или их помощников. Неужели убийство было одним из номеров какой-то фантастической программы?

Конечно, первым же, на кого пали подозрения, был старый Пруэн. В этом-то и была трудность. Я не мог представить себе и даже, будь я членом суда присяжных, не поверил бы, что Пруэну что-то было известно об этом убийстве.

– Пора приниматься за работу, – сказал я Хоскинсу. – Побудьте с вашим старым приятелем Пруэном, тем смотрителем, о котором вы мне рассказывали. Он в комнате куратора. Отведите его в какое-нибудь другое место – эта комната мне понадобится для разговоров с другими свидетелями – и вытрясите из него все, что возможно, о событиях этого вечера. Порасспрашивайте его об этом кинжале – когда он заметил его исчезновение и все такое. Видите вон ту упаковочную клеть? Выясните, почему Пруэн танцевал вокруг нее этим вечером и что он имел в виду под словами «Миссус Гарун аль-Рашид»?

Хоскинс выразил желание дотошно выяснить, кто такой был Гарун аль-Рашид и почему упоминается его «миссус». Насколько я мог смутно припомнить, Гарун был калифом Багдада в восьмом столетии, знаменитый персонаж сказок «Тысячи и одной ночи», который любил, переодевшись, искать приключений. Кто-то мне однажды рассказал, что в переводе «Гарун аль-Рашид» звучит как «Аарон Правоверный», но это показалось мне весьма сомнительным. Можно предположить, что у него была жена; во всяком случае, тут присутствовал явный намек на нее. Маннеринг говорил о какой-то музейной находке, о тайном открытии и в своей манере намекал, что им предстоит ограбить могилу. Можно ли предположить, что Джеффри Уэйд (который, по словам Пруэна, раскапывал дворец какого-то калифа) нашел или думал, что нашел, гробницу жены Гаруна аль-Рашида? В таком случае как оценивать легкомысленное заявление Пруэна, что в ящике ничего нет? А когда вы все это осмыслили, попытайтесь представить, как все это сочетается с трупом, украшенным накладными бакенбардами и с кулинарной книгой в руке…

Я высказал только что родившиеся предположения Хоскинсу, который внимательно осматривал массивный ящик. Он понизил голос.

– Вы имеете в виду, сэр, – осведомился сержант, – одну из этих мумий? Которые в кинофильмах встают и расхаживают?

Я напомнил ему, что калиф был мусульманином и хоронили его в гробу, как и всех прочих, что, кажется, убедило Хоскинса.

Он относился к мумиям с нескрываемой подозрительностью; в общем и целом, если пользоваться лексикой мюзик-холлов, он считал, что они мертвы, но не в их характере лежать на месте.

– В таком случае, – сказал Хоскинс, – если речь не идет о мумиях… Каких действий вы от меня ждете, сэр? Вытащить ее, если можно так выразиться?

– Да, если Пруэн будет отмалчиваться. Там в комнате куратора имеется топорик. Если вы ничего не вытянете из Пруэна, пустите его в ход. Но очень осторожно. Вот кто нам нужен – человек, который хорошо знает это место.

– Если даже старый мистер Уэйд в отлучке, кто-то же его замещает. Не могли бы вы позвонить ему?

Рональд Холмс. Но появилась идея получше, чем телефонный звонок. По словам Мириам Уэйд, в данный момент Рональд Холмс, дает прием, на котором, скорее всего, присутствуют все, имеющие отношение к музею. Он живет в пяти минутах ходьбы отсюда, на Пэлл-Мэлл-Плейс. Если я потрачу время, чтобы навестить его и вернуться до того, как до него дойдут новости, это может дать результаты.

– Командуйте тут, – сказал я Хоскинсу. – Я скоро вернусь и приведу с собой Холмса. Если появится еще какой-нибудь свидетель, тут хватит места, чтобы развести их по разным комнатам. Тем временем отведите девушку в кураторскую, где за ней присмотрит Мартин. Не нужно, чтобы она с кем-либо общалась; не подпускайте к ней Маннеринга, если даже он и будет к ней рваться. И еще…

– А где леди? – резко прервал меня Хоскинс.

Мы оба развернулись. На фоне экспозиции персидских ковров на стене никого не было; у меня внезапно появилось ощущение, что я сижу в машине, и рулевая баранка вышла из-под контроля. Она не могла исчезнуть через центральную дверь; у ее бронзовых створок неколебимо стоял на страже констебль Мартин. Я бросился через зал к комнате куратора. Дверь была закрыта, но я смутно слышал из-за нее голос. Она говорила с Пруэном? Из-за окованной металлом двери слов было не разобрать, но рядом с ней как раз над моей головой было вентиляционное отверстие.

Я резко толкнул дверь, как раз, чтобы услышать полдюжины слов.

Но вся ситуация в целом опять предстала странной и непонятной. Мириам Уэйд сидела за столом красного дерева, наклонившись к телефону.

– Уайтхолл дубль 0, дубль 6, – донеслось до меня. – Я хотела бы поговорить с Гарриет Кирктон. – Но она прикрывала микрофон носовым платком – явно чтобы еще больше исказить свой голос, который и без того звучал как низкое контральто, не имевшее ничего общего с ее обычными интонациями. Увидев меня, она швырнула трубку на рычаги и с пылающим лицом поднялась.

– Вы!.. – вскрикнула она и задохнулась. – Вы… гнусный… проклятый… о-о-о! Вы вынюхиваете! Суете свой нос!..

– Ну-ну, – сказал я. При взгляде на эту взбешенную личность, напоминающую Мессалину в царственном гневе, невольно обуревало искушение сказать «Ну-ну», но она испортила весь эффект непродуманным подбором слов. – Вы же звонили по телефону. Почему бы вам не закончить разговор?

– Не ваше дело почему.

– В данных обстоятельствах я вынужден спросить, кому вы звонили.

– Вы же слышали, не так ли? Гарриет. Она одна из моих лучших подруг. Она прибыла домой на судне вместе со мной. Она…

– Да, но всегда ли вы меняете голос, когда говорите с лучшей подругой? Послушайте, мисс Уэйд, сейчас не время для ваших шуточек…

Я было подумал, что она немедленно схватит медную пепельницу и запустит ее мне в голову. Но она преодолела это желание, прижав руки к полной груди; вместо этого она голосом, в котором безошибочно слышалось холодное презрение, четко дала мне понять, куда я должен идти и чем заниматься.

– Уайтхолл дубль 0, дубль 6, – сказал я. – Чей это номер? Вы же понимаете, я могу установить его через станцию.

– Это квартира Рональда Холмса. Вы мне не верите, не так ли?

Я взял телефонный справочник.

– Вы не хотите мне верить. Но это так и есть. – Глаза у нее заплыли слезами. – Неужели вы обязаны держать меня здесь? Вы думаете, мне это нравится, когда… когда здесь все это и остальное? Почему вы не даете мне уйти или хотя бы кому-нибудь позвонить? Почему вы не позволяете мне позвонить брату?

– Где находится ваш брат?

– В квартире Рональда.

Вопрос, почему она не позвала к телефону своего брата вместо Гарриет Кирктон, если хотела поговорить с ним, был настолько очевиден, что я даже не стал задавать его. Но что касается номера, она не врала: в справочнике числился Рональд Холмс на Принс-Регент-стрит, Пэлл-Мэлл-Плейс, и номер его телефона был Уайтхолл 0066. Отложив справочник, я в первый раз обратил внимание, что Пруэна нет в комнате; она с ехидным и высокомерным спокойствием ждала моего вопроса.

– Он в туалете, – объяснила мисс Уэйд. – Я попросила его удалиться туда, пока я звоню. Ладно, Раффлз, старина! Можете вылезать.

Пруэн, мрачный и смущенный, открыл дверь и, полный возмущения, проскользнул в комнату. Судя по единственному взгляду, который он бросил на девушку, его отношение к ней было близко к обожанию; он как бы просил у нее прощения тем, что резко отвечал всем, кто с ним заговаривал. Я подозвал Хоскинса и констебля Мартина, стоящего у дверей.

– Беритесь за дело. Мартин, остаетесь здесь и присматриваете за мисс Уэйд, пока я не вернусь. Этот телефон неисправен, не так ли? – Девушка с мрачным видом сидела в кресле красной кожи, и я повернулся к ней: – Теперь мне бы хотелось, чтобы вы успокоились на пару минут… если вы не против. С вашим братом связались и его доставят сюда. Все будет в порядке. Я скоро вернусь.

Выходя, я слышал, как она произнесла несколько слов, которые мои дядя с тетей в Белфасте сочли бы неприличными. Направляясь к выходу, я остановился в центре той деловой активности, которая кипела вокруг дорожного экипажа. Роджер кончил фотографировать распростертое тело, но Кросби еще возился с отпечатками пальцев, а доктор Марсден продолжал осматривать труп. Кинжал был извлечен из раны. Кросби держал его, обернув носовым платком: зловещее изогнутое лезвие длиной чуть больше десяти дюймов, заостренное с обеих сторон и с острым кончиком. Оно уже было вытерто.

– Отпечатков на ней хватает, сэр, – сказал Кросби, показывая на рукоятку слоновой кости. – Но они стерты и перекрывают друг друга, словно рукоятку держали несколько человек. Я увеличу их и прикину, смогу ли что-нибудь выяснить. Несколько четких отпечатков имеются и внутри кареты… Есть и кое-что еще. Похоже, имя этой личности Раймонд Пендерел. Из его жилетного кармана выпали пара визитных карточек, и то же имя вытеснено на шляпе.

Он протянул две измазанные кровью визитные карточки, незамысловатый шрифт которых говорил, что они отпечатаны в мастерской на углу, где стоит лишь подождать, и набор готов. Я посмотрел на молчаливого доктора Марсдена, который только хмыкнул.

– Пока сказать мне особенно нечего, – сообщил он. – Погиб он от этого оружия; удар был нанесен прямо в сердце, и умер он мгновенно. – Он с трудом поднялся. – Время смерти… хм-м. Когда вы его нашли? В двадцать пять минут первого. Так. Сейчас четверть второго. Я бы сказал, что он умер между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого, с некоторым отклонением в ту или иную сторону. – Он помолчал. – И вот еще что, Каррузерс. Это уже вне моей компетенции, но я вам кое-что подскажу. Вы обратили внимание на форму клинка? Мало кто из людей, не обладающих медицинскими знаниями, мог так точно рассчитать место удара, чтобы попасть прямо в сердце. Лезвие было или исключительно удачно направлено, либо убийца не сомневался, куда бить.

Встав рядом с трупом на колени, я обыскал его карманы. Они были пусты, если не считать нескольких медных монеток, пачки с десятью сигаретами и смятой газетной вырезки. Она была из колонки светских сплетен; сообщение было напечатано в самом верху газетной полосы, и сохранилась дата – «Авг., 11». Чуть больше месяца назад. Текст гласил:

Вырезка, которую я, сложив, спрятал в своем блокноте рядом со зловещей запиской, найденной у Маннеринга, не вносила ясности в вопрос, кто же был представителем золотой молодежи – лорд Аббсли или его сын; но скорее всего, речь шла о последнем. Еще одно звено в цепи событий. Но что касается Раймонда Пендерела, на одежде его не было ни малейших следов, из которых явствовало бы, кто он такой и где живет. От одежды шел легкий запах камфоры, словно она довольно давно была пересыпана нафталином, а на внутреннем кармане был нашит ярлычок «Годьен, английский портной, бульвар Мальзерб, 27, Париж». Вот и все.

Оставив Роджеру и Кросби указания поискать следы около лифта в помещении куратора, я отправился на поиски Рональда Холмса. У обочины стояла полицейская машина, в которой Грегори Маннеринг отчаянно спорил с констеблем Джемисоном. Я торопливо прошел мимо, чтобы не вступать в перепалку, и направился по Пэлл-Мэлл. Город казался совершенно вымершим, пустые мостовые мерцали в свете уличных фонарей, а далекие гудки машин звучали так, словно те проезжали мимо. К Пэлл-Мэлл-Плейс вел небольшой дворик с газоном, выходивший на улицу, перекрытую арочным туннелем. Миновав его, я обнаружил скопление темных зданий, среди которых высилось узкое многоквартирное строение с неоновой вывеской «Принс-Регент-корт». Внутри тянулся длинный холл, в конце которого размещалась клетка автоматического лифта. Консьержа не было видно, но за панелью телефонной станции зевал сонный юноша в ливрее, усыпанной пуговицами. Представляться мне не хотелось.

– Вечеринка у мистера Холмса все еще продолжается? – спросил я.

– Так точно, сэр, – ответили пуговицы, тщетно пытаясь придать голосу военную четкость. Он потянулся за соединительным штекером. – Ваше имя?

Для усиления эффекта я пустил в ход монету.

– Минуту! Не сообщайте обо мне. Я постучу в двери и скажу, что пришли из полиции. Значит, я поднимаюсь. Этаж D, не так ли?

Парнишка покорно улыбнулся. Он сказал, что мне нужно на этаж Е, а там я уж все услышу. Переступив порог лифта, я остановился, словно мне что-то пришло в голову.

– Как давно они там?

– Весь вечер, – ответили пуговицы. – Часов с девяти. Не споткнитесь, сэр.

Когда лифт, поскрипывая, доставил меня наверх, я в самом деле услышал отзвуки веселья. Коридор, выкрашенный зеленой краской, был маленьким и полутемным, но в нем хватало места разминуться. Из-за двери в дальнем конце доносились слабые, но четко различимые звуки губной гармоники, с которыми сливались приглушенные голоса, полные истового религиозного рвения. Пели они торжественно и слаженно. Вот такой текст:

Я громко постучал дверным молотком; так громко, что обитатели квартиры решили – кто-то явился с протестом по поводу шума, ибо пение сразу же прекратилось, словно поперхнувшись. Донеслись какой-то шорох и скрип, звук открываемых дверей и шаги. Входную дверь открыл худой человек со стаканом в руке.

– Мне нужен, – начал я, – мистер Рональд Холмс…

– Я тот, кто вам нужен, – сказал он. – Что случилось?

Он посторонился, и в прихожую упал свет из холла. На нем были большие очки в роговой оправе.