"Свен Карстен. Страна Лимония " - читать интересную книгу автора

- Лыся, Лыся! - закричал Серега, сам удивляясь, как это он кричит безо
рта. Но выходило громко. - Лыся, ко мне! Ко мне, скорей! На помощь!
И тут у него опять зашумела вода в ушах, заболела нога, заклокотали
пузыри в носу, ужасно захотелось спать, он уже ничего не видел и не понимал,
а потом под пальцы подвернулась противная мокрая собачья шерсть, и его
потащило куда-то сквозь речную траву, по песку, по камням и вонючей тине.
Солнце жгло глаза, Серега уже не тонул, а безопасно лежал на бережку, а над
ним стоял довольный Лысенко и лизал ему лоб и щеки слюнявым языком.
- Хороший Трофим Денисович, - хотел сказать Серега, но не смог, потому
что его вытошнило.
Так что, душа у Сереги, определенно, была, но какая-то неразговорчивая.
Хотя, может, это еще и потому выходило, что Серега против совести не
поступал, парнем рос добродушным и хорошим, матерям своим не врал, а больше
врать-то и некому было. Деревня их, в которой и раньше-то имелось жалких
четыре двора, со временем вовсе опустела - кто от старости умер, а кто
просто спился - так что остались в ней только наши трое, не считая собаки.
Оно, между прочим, и к лучшему получалось. Это, может, в Америке страшно в
местах, где безлюдно. А у нас страшно там, где люди есть.
Один раз напугались крепко. Биологиня обычно раз-другой в месяц ходила
за пяток километров в соседнее село - туда приезжала еще автолавка с
городскими товарами. Однажды видит Серега - возвращается Биологиня чуть не
бегом, сама не своя, и рукой ему уже издали машет, чтобы с улицы уходил
поскорее в дом. Серега тогда даже подумал, что цыгане в округе объявились.
Но нет, дело пострашнее было. Оказывается, в городе всех нерусских убивать
стали. Если кто по-южному смуглый, так мужики и парни наваливаются кучей на
одного и бьют до смерти. А отчего так, то ли приказал кто, то ли сами до
такого безобразия додумались - неизвестно. Знакомая сельская, которая весь
этот ужас Биологине-то и рассказала, своими глазами мертвого китайца видела,
когда в городе была. Убили, лежит на газоне мертвый, весь в синяках.
Маленький такой. Народ мимо проходит, отворачивается. Женщин только,
говорят, да девок не трогают. Ну, обругают по-черному, или побьют немного
для острастки, платье там разорвут - это случается. Но до смерти не убивают.
Разве что, ненароком.
Сереге после такого ужаса запретили вообще со двора выходить, и он
полгода, считай, дальше сарая нос не показывал. По весне уже, когда надо
было землю под картошку готовить, он упросил матерей дать ему старое женское
платье, платок и кофту, и так они втроем и копали. Посмотришь со стороны -
три русские бабы, и никаких тебе смуглых-черных.
Обошлось, в общем. По слухам, через год, вроде, убивать перестали. То
ли утомились от трудов, то ли уже всех перебили.
Еще через год, в ноябре, случилось чудо. Серегу еще за день до того
душа словно предупредила - что-то будет. Жди, мол, и примечай. Но чувства
опасности не было. Серега, понятное дело, послушался и стал примечать.
Ночью в поле за деревней послышался шум сильного мотора, и видны были
фары, будто кто-то гнал большой грузовик, не разбирая дороги. Залаял
Лысенко, Серега соскочил с кровати и подбежал к окошку, но за стеклом опять
уже была только темнота. Матери тоже проснулись, но свет зажечь не
позволили, а когда минут через десять со стороны околицы послышался выстрел,
то и вообще затолкали Серегу в подпол, покидав туда и его одежду. Лысенке
тоже как-то запретили лаять. До утра все не спали, слушали - не идет ли кто,