"Загадка Красной вдовы" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)Глава 6 ШКАТУЛКА БЕЗ ИГЛЫ– Пожалуйста, поймите меня правильно, – продолжил Арнольд рассудительным тоном, с трудом сочетавшимся с резким голосом. – Я бы солгал, если бы сказал, что глубоко переживаю смерть Бендера. По-моему, то, что он дал вовлечь себя в эту авантюру, – непростительная глупость с его стороны. Но мне искренне жаль его. Он был полезен. Я должен был предотвратить сегодняшнее безумство. Мисс Бриксгем, – при взгляде на Изабеллу лампочка-индикатор дружелюбия моментально включилась, – мисс Бриксгем также считает, что все следовало пресечь; как я слышал, она приложила к этому все возможные усилия. Я далек от того, чтобы винить ее, но было бы лучше, если бы она рассказала мне все заранее. Высказавшись, доктор Арнольд поправил галстук, одернул пиджак и улыбнулся Изабелле: «Ну-ну, я не сержусь на вас». Перемены, произошедшие за последние несколько часов с этой выдержанной женщиной, были разительны; у нее дрожали губы, она чуть не плакала. Г. М. беспокойно пошевелился. – Теперь вы можете выполнить свою работу, – сказал он. – Ведь все карты на столе. Что вы собираетесь делать? Арнольд пожал плечами: – К счастью или к несчастью, но теперь это ваша задача, а не моя. Единственное, что в моих силах, – не дать вам повесить убийцу после того, как вы его схватите. Так что все в ваших руках. – И вы об этом не жалеете? – Не жалею, – спокойно согласился доктор Арнольд. – И все же я не понимаю, как вы можете так легко умыть руки, – сказал Г. М., внимательно изучая внутренности своей трубки. – Неужели вы не испытываете совершенно никаких угрызений совести? Хотя о чем я – вы отлично знаете, кто может быть вам полезен, а кто – нет. Никакие мысли о сумасшедшем шурине не заставят вас забыть о том, что даже на его смирительной рубашке будет вышита корона. Верно? – Я восхищен вашей прямотой, друг мой, – сказал Арнольд. По его виду было понятно, что ему противна прямота кого угодно, за исключением его самого. Но он оставался спокойным. – Вы забываете, что – да, так случилось! – я люблю мисс Джудит Бриксгем. – Да. Я знаю. Потому и сказал то, что сказал. Видите, кое-какие действия от вас все же потребуются. Вы сомневаетесь в душевном здоровье мисс Джудит? Нет. А в душевном здоровье мисс Изабеллы? – Да как вы смеете! – воскликнула Изабелла. – Тише, тише, мадам! Итак! Вы сомневаетесь в душевном здоровье мисс Изабеллы? Нет. Вычеркиваем из списка подозреваемых двоих. Только двоих. Если вы не желаете помочь нам – разумеется, не выходя за рамки своей профессии, – нам придется предпринимать дальнейшие шаги самостоятельно. Арнольд внимательно смотрел на Г. М.: – В настоящее время я ничем не могу вам помочь. Я не вправе делать какие-либо заключения, не проведя тщательного личного опроса подозреваемых. Но, не касаясь никого больше, хочу сказать, что лорд Мантлинг всегда представлялся мне в высшей степени разумным человеком. – Понятно. – Г. М. вскинул брови. – У меня все. Я хочу посидеть и подумать. Продолжайте, Мастерс. Мастерс начал допрос в своей обычной, вежливой и дотошной манере. Это был его любимый прием: изобразить из себя мальчика на побегушках, собирающего информацию для мудрых голов, подождать, пока жертва потеряет бдительность, а потом вцепиться ястребиными когтями. Он долго приглашал Изабеллу сесть, на что она не соглашалась до тех пор, пока он не принес стул из столовой. Комната, казалось, гипнотизировала ее. Ее водянистые глаза не останавливались ни на секунду. Они перебегали с одного предмета на другой, возвращались обратно. Не объяснив причин, Мастерс отказался перейти для проведения допроса в другое место. – Надеюсь, вы понимаете, – начал он задушевно, – что мы должны чисто формально снять показания у всех свидетелей? Да. Итак, доктор, начнем с вас, если вы не возражаете. – Чтобы иметь возможность допросить мисс Бриксгем в мое отсутствие? – резко спросил Арнольд. – Мы не причиним ей вреда, сэр. И, кроме всего прочего, вы ведь врач, а не адвокат. Верно? Пожалуйста, кратко опишите мне, чем вы занимались сегодня вечером… Впервые на лице Арнольда заиграла искренняя улыбка. – Бог с вами, инспектор, – сказал он. – Я не убивал беднягу. И Джудит тоже не убивала. Я стараюсь совершать как можно меньше глупостей, и, поверьте, я не такой дурак, чтобы рисковать собственной шеей. – Казалось, он был немного удивлен. Он не ожидал, что Мастерс, поначалу державшийся в стороне, будет так вежлив. Речь Арнольда была такой гладкой, будто он все заранее записал на бумагу. Случайно взглянув на себя в зеркало, он, не задумываясь и не прерываясь, поправил галстук, одернул пиджак, смахнул с его белой поверхности невидимые пылинки. После ужина он, вместе с Джудит Бриксгем присоединился к компании, направляющейся в театр «Хеймаркет». Пьеса? «Десятиминутное алиби». Около одиннадцати они вышли из театра, вместе с еще тремя членами их компании решили поехать в клуб на Регент-стрит. Там они немного выпили, потанцевали. В двадцать минут двенадцатого они вышли из клуба, взяли такси. Из-за тумана такси ехало медленно, и домой они смогли попасть только около полуночи. После того как Арнольд, которого Мастерс почти не перебивал, закончил, инспектор вежливо выпроводил его из комнаты. Как понял Терлейн, его желание остаться и поддержать Изабеллу было во многом напускным. Арнольд с видом победителя удалился, и Мастерс взялся за мисс Бриксгем. – Мадам, – задушевно сказал он, – прошу вас, не расстраивайтесь из-за того, что нам пришлось остаться в этой комнате. Здесь нет ничего, что могло бы вам повредить. – Я знаю, что веду себя глупо. Не понимаю, что со мной такое. Кажется, будто все вокруг изменилось. – Она разжала кулаки, снова сжала их. На запястьях образовались острые впадинки. – Вчера, два часа назад, я бы не поверила, что могла бы чувствовать себя так, как сейчас. Я в первый раз в жизни нахожусь в этой комнате. Мне было три года, когда умер мой отец. В 1876 году. Если я и была здесь, то все равно не помню. – Ее тусклые глаза, бегавшие по комнате, вдруг остановились на Мастерсе и вспыхнули. – О чем вы хотите меня спросить? – Мадам, после того как Бендер удалился в эту комнату, вы решили уйти из столовой? – Да. Я не могла там находиться. Гай тоже ушел. Сказал, что ему скучно. Скучно! Только подумайте! – Куда вы пошли после того, как вышли из столовой? – Наверх, в свою гостиную на втором этаже. А что? – Это для протокола, мадам, – сказал Мастерс и широко улыбнулся. Терлейн заметил, что Г. М. пытается привлечь внимание Мастерса, изображая – «интересно, почему я так решил?» – страшного серого волка в засаде. – Нам приходится задавать такие вопросы. Как долго вы там оставались? – До тех пор, пока не услышала крик Джудит. Когда… – Она указала на кровать. – Господи, ведь я сама привела его сюда… – Да, мадам, соболезную. С вами, случайно, не находился кто-нибудь еще? Например, служанка? – Вообще-то… со мной был Гай. Карандаш Мастерса, которым он приготовился сделать запись, скользнул по бумаге и почти выпал у него из руки. – Черт! – сказал он, спохватился и прокашлялся. – Э… понятно. Но не все же время, мадам? Я имею в виду, может быть, он бродил по дому… Изабелла смерила его суровым взглядом: – Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, инспектор, когда говорите «бродил по дому». Он… да, он был очень обеспокоен, когда пришел в мою гостиную. – Когда? – Примерно через полчаса после начала отсчета времени. Где-то в половине одиннадцатого. Я знаю точно потому, что не отрывала глаз от часов. Понимаете, у меня такие часы, – ее палец дернулся в воздухе, – в которых минутная стрелка не двигается до тех пор, пока минута не истечет. Затем она прыгает к следующему делению. Смотреть на это невыносимо. Думаешь, что она никогда не шевельнется, и тут она двигается. Потом пришел Гай. Мы попытались поиграть в шахматы… Мы часто играем в шахматы по вечерам… затем в карты, затем я попробовала читать. Ничего не вышло, и мы стати просто – И мистер Гай Бриксгем находился с вами все время, с половины одиннадцатого до полуночи? – Да. Терлейн посмотрел на сэра Джорджа, который все еще изучал кусок пергамента. Маленький баронет нацепил на нос пенсне. Его пухлые плечи были подняты к ушам, он шевелил губами, но в целом вид у него был довольный. Отлично! Теперь алиби есть у всех. Мастерс, напротив, не был доволен. Его брови сдвинулись еще больше, когда он услышал исходящее от Г. М. мурлыканье, постепенно формировавшееся в слова «мм-мм, я страшный серый волк. Я в поросятах знаю толк». Мастерс огляделся по сторонам. – Да. Сэр Генри, может быть, у вас есть вопросы к леди? Мурлыканье прекратилось. Г. М. потер подбородок. – Да, есть. Мадам, вы сказали, что вы с вашим племянником беседовали об этой комнате. Что он говорил? – Он успокаивал меня. Уверял, что здесь абсолютно безопасно, и высмеивал Алана. – Вы имеете в виду, он высмеивал идею Алана о том, что в комнате находится смертельная ловушка? – Да. Он сразу сказал: «Ты думаешь, что, даже если бы изначально там было что-то подобное, яд сохранил бы свои смертельные свойства по прошествии стольких лет?» Г. М. нахмурился: – Лично я думаю, что это не доказательство. Яд нашел свою первую жертву в 1803 году, последнюю – в 1876-м. Значит, яд сохранял смертоносные свойства довольно долго. Кроме того… Вспомните, о чем я говорил за ужином. Я рассказывал о деле со шкатулкой Калиостро, для расследования которого я пару месяцев назад ездил в Рим. Один коллекционер – его звали Бриоцци – был найден мертвым в своем частном музее. Его отравили, но на теле не обнаружили следов введения яда. Мастерс, напомните мне, чтобы я вернулся к этому вопросу. Вся соль в том, что шкатулка, которая его убила, была сделана в 1791 или 1792 году. Яд сохранил свои свойства до сегодняшнего дня благодаря защитной оболочке, предохранившей его от разложения… Мисс Бриксгем, продолжайте, пожалуйста. Изабелла глядела на него во все глаза. – Значит… А, ладно. – Она беспокойно оглянулась кругом. – Я ни о чем таком не думала. Я сказала Гаю: «Возможно, ты прав; но кто-то, – она воровато оглянулась на Г. М., – кто-то побывал в той комнате, навел там порядок. Может быть, он как раз для такого случая зарядил ловушку ядом для стрел». Мастерс снова стал самим собой. – Яд для стрел, мадам, – сказал он, – по-видимому, как раз и использовали. Редкое вещество. Очень редкое. Где можно взять что-либо подобное? – Ах, я пыталась вас предупредить! – Изабелла сцепила ладони. – Где взять, вы говорите? В кабинете моего племянника. Им отравлено первобытное оружие. Не то, которое висит на стене, а два-три дротика, которые он держит в ящике стола. Мастерс непроизвольно присвистнул. Он уже выпустил когти и собирался схватить жертву, когда вмешался Г. М.: – Да, да. Полегче, сынок. Мы к этому вернемся. Меня же интересует ваша беседа, – он повернулся к мисс Бриксгем, – с племянником. Что он ответил, когда вы предположили, что ловушку могли снова зарядить? – Его слова убедили меня. Я… я почти поверила ему. – Она передернула плечами. – Он сказал: «Ты думаешь, что тот, кто решил расправиться с жертвой, окажется таким дураком, что уберется в комнате, ввинтит в дверь фальшивые шурупы и подметет коридор? Убийца бы постарался сделать так, чтобы все подумали, будто в комнате никого не было много лет. Иначе возникли бы подозрения – а они, как видим, возникли». Логично, не правда ли? Она с надеждой смотрела на Г. М., и ему ничего не оставалось, кроме как одобрительно проворчать: – А он не глуп. Такие мысли и мне приходили в голову. К несчастью, меня они тоже успокоили. Он что-нибудь еще говорил? – Д-да… – Изабелла замялась, как будто мучительно подбирая слова. – Он сказал нечто странное. После того как он уверял, что комната абсолютно безопасна, он добавил: «В ней к тому же нет ничего интересного, если только они не догадаются о замазке». – Замазке? – удивился Мастерс. – Замазке? То есть о веществе, которым заделывают оконные рамы на зиму? – Терлейн заметил, как Изабелла вздрогнула. Она давно была на грани истерики. Может быть, инспектор взял не тот тон. – Ясно. Что он имел в виду? – Я не знаю! Он не объяснил. Вы что, не понимаете? – воскликнула она. – Я жду объяснений от вас. Я откровенничаю с вами в надежде, что вы все как-то осмыслите и поймете, что произошло. Больше мне нечего сказать. – Еще один вопрос, мадам. – Мастерс постукивал ладонью по столу. – Откуда Гаю Бриксгему столько известно о комнате, которую он никогда не видел? Изабелла слабо улыбнулась: – Понимаете, он историк семьи. Он единственный, кто когда-либо прочел – Здесь все они сидели, – неожиданно сказана она и указала на кресла. – Месье де Париж, месье де Тур, месье де Блуа, месье де Реймс… все шестеро. Понимаете… – Давайте пока о другом, – вмешался Г. М. – Мастерс, остыньте. Вы побагровели от любопытства. У меня возникло одно странное предположение насчет истории этой комнаты. Но я хочу услышать все от Гая. Я настаиваю на том, чтобы услышать все от Гая, потому что… Мадам, я хотел бы задать вам еще пару вопросов. Вы говорили, что имеете сведения, касающиеся данной комнаты и четырех трагических случаев, произошедших в ней. Об одном случае я бы хотел узнать поподробнее. Мэри Бриксгем. Умерла в декабре 1825 года, накануне свадьбы. Вы знаете что-нибудь о ней? Я спрашивал Гая, но он не счел нужным отвечать. – Что вы хотите узнать о ней? – Не о ней. О ее будущем муже. Его звали Гордон Беттисон. Кем он был? Вопрос определенно удивил Изабеллу. Она даже оторвала взгляд от узора на столе. – Да, это мне известно. Он был очень успешным ювелиром. Их любовь привела к весьма трагическому финалу. После того как Мэри умерла, он забросил работу, его дело пришло в упадок. В конце концов он исчез. А что? – Не все сразу. Не могли бы вы передать мне тот свиток пергамента? Спасибо. Мастерс, дайте мне карту. Он тяжело поднялся с кровати, переваливаясь, подошел к столу и неожиданно быстрым движением расправил пергамент на его поверхности. – Видели это когда-нибудь? – Нет. Латынь? Я давно забыла то немногое, что знала по-латыни. Что это значит? Где вы это нашли? – Не волнуйтесь так. Кто-то положил пергамент на грудь Бендера. – Г. М. говорил беззаботно, но его маленькие глазки ни на секунду не отрывались от лица Изабеллы. Он вытащил карту. – Видели – Но здесь только… Что это за карта? Дайте мне посмотреть! Наверное, эта карта досталась кому-нибудь во время игры. Я помню! Да, девятка пик! Кто-то ее вытянул. Вы ее тоже на нем нашли? – Успокойтесь, мисс Бриксгем. Вы путаете. Ваш племянник Алан вытащил девятку треф; возможно, о ней вы и подумали. Спасибо, мадам. У меня все. – И я могу идти? – Да. И если вам не трудно, позовите сюда Гая. Нам нужно задать ему несколько весьма важных вопросов. Насвистывая, Г. М. вернулся на свое насиженное место на кровати. Изабелла встала, но не сдвинулась с места. Невысказанное мучило ее, подобно физической боли. Она несколько раз облизнула губы, каждый раз пытаясь заговорить. Затем единым духом, так, будто это было признание, выпалила: – Пожалуйста, выслушайте меня. Вы должны сказать мне! Я ответила на ваши вопросы, и теперь у меня есть право знать. – Она неожиданно указала подбородком на заржавленные стальные ставни на окнах. – Алан сказал… но я должна знать точно. Ставни надежно закрыты изнутри? – Да, надежно. Более того, болты заржавели, и, чтобы открыть их, нужна ацетиленовая горелка. Мастерс, только не вздумай сказать: «Почему вам нужно это знать?» Вы свободны, мадам. После ухода Изабеллы Г. М. достал табакерку и начал, наконец, набивать трубку. Во время этого занятия он насмешливо поглядывал на старшего инспектора. – Ставни очень крепкие, Мастерс. Впору вспомнить старый-престарый кошмар всех старших инспекторов, чудище с тринадцатью хвостами. О-хо-хо. Сынок, у тебя когда-нибудь бывали кошмарные дела при невозможных обстоятельствах? Ну ладно, я совсем другое сейчас хотел обсудить. Помнишь, я упомянул в разговоре шкатулку Калиостро? – Да, сэр. – В комнате находится шкатулка, очень похожая на ту… Черт побери, Мастерс, не подпрыгивайте так! У меня и так нервы ни к черту. До того похожая, что обе они могли быть сделаны одним человеком. Может, и были сделаны. – Но вы сказали, что в комнате нет ничего подозрительного! – почти завопил Мастерс. Вздыхая, Г. М. снова встал и прошагал к туалетному столику в левом углу комнаты. Посмотрелся в засиженное мухами зеркало, потрогал мраморную столешницу и принялся за выдвижные ящики, двумя золочеными колонками возвышавшиеся по обеим сторонам зеркала. Он потянул на себя верхний правый ящик. Раздался громкий скрип, будто вытаскивали гвоздь из дерева, и ящик выдвинулся. Тяжелая шкатулка из черненого серебра, девять-десять дюймов в длину, четыре-пять в ширину. Короткие гнутые ножки, из-за которых полная высота шкатулки составляла не меньше четырех дюймов. Когда Г. М. водрузил ее посередине стола, стало видно, что ее пузатые бока украшены чеканкой – аркадские фигурки танцуют под аккомпанемент свирелей. По верхнему краю шкатулки, через все четыре стенки, бежал выгравированный розеточный пояс, прерываясь лишь в одном месте, за полдюйма перед замочной скважиной; узор продолжался через полдюйма с другой стороны. Крышка была выполнена в виде четырех невысоких скатов, полностью покрытых розеточными узорами, за исключением ровного места, находящегося прямо над замочной скважиной. В замке торчал маленький ключ. – Вот и она, – сказал Г. М. и вытащил ключ. – Она не заперта. Мастерс, откройте ее. Мастерс потер подбородок. – Но, сэр… – Что, духу не хватает? Попробуйте Терлейн почувствовал, как в висках и горле забился пульс. Он вспомнил, как однажды в зоологической лаборатории кто-то предложил ему просунуть палку сквозь ячейки сетки, ограждавшей вольер, и загнать в коробку гремучую змею. Тогда у него было похожее чувство. Он хорошо знал, с какой скоростью прыгает гремучая змея, но не смог противостоять искушению – как и сейчас. Протянув руку, он осторожно коснулся указательным пальцем выступа над замочной скважиной, зацепил крышку и потянул вверх. Ничего не произошло. Он потянул сильнее. Ближний к нему край шкатулки оторвался от стола, а крышка так и не открылась. – Осторожнее, черт возьми, – сказал Джордж. Терлейн придержал шкатулку другой рукой и, не убирая пальца из-под выступа на крышке, снова потянул. Крышка немного подалась. Когда под ней образовалась щель достаточной ширины, он засунул под крышку большой палец и стал работать им как рычагом. Что-то щелкнуло, и крышка резко откинулась. Терлейн почувствовал, что вспотел от страха. Его дыхание стало частым и неглубоким. Но опять ничего не произошло, кроме того, что шкатулка выплюнула клуб пыли. – Теперь понимаете, в чем тут трюк? – спросил Г. М. – Вы действовали совершенно так же, как действовала бы жертва, если бы шкатулка была снабжена устройством с ядовитой иглой. Крышка заедает потому, что она так сконструирована. Ее можно открыть, только если вы засунете большой палец под этот выступ. Когда крышка немного подается, вы проталкиваете палец дальше, и ноготь оказывается на одной линии с вот этим маленьким отверстием. Вы надавливаете сильнее; крышка распахивается. В этот момент из отверстия – видите, оно расположено в верхней половине той части замка, что вмонтирована в крышку, – выскакивает стальная игла длиной около одной восьмой дюйма, глубоко прокалывает вам палец под ногтем и исчезает до того, как крышка полностью откинется. Никаких следов. Мастерс с шумом выдохнул. Терлейн, который еще не пришел в себя, тупо, не моргая, смотрел внутрь шкатулки. Изнутри она была обита выцветшим сукном, и в центре лежал большой медальон; больше ничего не было. Терлейн опустил шкатулку на стол. – Да, неплохо. – Он старался говорить спокойным голосом. – Игла находит жертву, и – никаких следов. Но в данной шкатулке нет ничего подобного. Или, может быть, я просто не почувствовал… – Ну, ну! Вы это бросьте! Со шкатулкой все в порядке; я сам ее проверил. В ней нет никаких игл с ядом и никогда не было. Зато в ней имеется кое-что другое: на крышке с внутренней стороны выбиты инициалы мастера, сделавшего ее. М. Л. Я кое-что знаю о мастерах того времени. Пришлось выяснить, когда разбирался со шкатулкой Калиостро. Одним из них был француз, делавший, кроме всего прочего, шкатулки и мебель. Никто о нем ничего не знает, кроме имени, которое он ставил на своих изделиях. – И как его звали, сэр? – спросил Мастерс. – Сынок, – сказал Г. М., – его звали Мартин Лонгваль. И сейчас в доме находится кое-кто, чьи первые два имени звучат в точности так же. Как вы думаете, не связывают ли того мастера и нашего друга Равеля родственные отношения? Никто не успел дать ответ. Яростно хлопнула дверь. Голос, обратившийся к ним, выражал такой гнев, что даже Г. М. круто повернулся на звук. – Какого черта! – крикнул Гай Бриксгем. – Что вы делаете с этой шкатулкой? |
||
|