"Адольфо Биой Касарес. План побега [H]" - читать интересную книгу автора

вкусы человечества совпадали с моими, оперные певцы давно бы замолкли. Я
говорю это не из высокомерия, а, напротив, смиренно признавая собственную
ограниченность.
Мои глаза пробежали программу. Давали "Осуждение Фауста, легенда в
четырех частях Гектора Берлиоза". Внутренний голос не обманывал: речь шла об
опере, а значит, надо держаться подальше. Как тот герой Эстанислао дель
Кампо, если помните.
Однако "Осуждение Фауста" не было оперой. Я понял это из слов одной
сеньоры интеллектуального вида, с растрепанными волосами, ободрявшей возле
билетной кассы какого-то человека - наверное, моего собрата по несчастью:
- Тебе нечего опасаться. Здесь нет, как в опере, ни действия, ни той
искусственности, которой ты не принимаешь. Оратория на музыку Берлиоза -
чего же лучше?
Невзирая на сказанное выше, я не считаю себя imbecille
musicaleii. Более того: не чуждый снобизма, я люблю подчеркнуть
свою слабость к музыке. Снобизм нечувствительно указывает нам путь к
вершинам культуры.
- Гм, - быстро сообразил я, - Берлиоз. Разумеется, изысканно.
Разумеется, незабываемо. Подходит, чтобы достойно завершить пребывание в
этом городе. А также шанс пополнить культурный багаж.
Я знал, что еще немного - и случится непоправимое, но не сделал ни шага
к спасению. Вы скажете: Мефистофель из оратории - или кто-то на его месте -
уже расставил свои сети. Все же я попытался защищаться:
- Поразмыслим обстоятельно, - сказал я себе с притворной
невозмутимостью. - Ну-ка, в котором часу начало? Nulla da
fareiii: в половине девятого. Слишком рано. Не успею поужинать. А
еда - дело святое.
Несомненно, Мефистофель или его адвокат занялись мной всерьез, потому
что я немедленно заспорил с самим собой:
- Если я хочу, чтобы эта ночь была непохожа на другие, почему бы не
поужинать после театра, следуя традициям великих повес прошлого?
И вот я стою в очереди у кассы; наконец билет куплен. Не понимаю, что
заставило меня в тот момент уподобиться дрессированной обезьяне. Впрочем,
чаще всего мы ведем себя именно как дрессированные животные.
Усевшись в кресло, я с пугающей ясностью оценил всю глубину допущенной
ошибки. Бог знает, сколько часов проведу я, как привязанный, в этой ложе.
Что удерживало меня на месте? Отчасти цена билета (порядочная, хотя и не
астрономическая). Еще мне не хватало смелости подойти к билетеру и
потребовать возврата денег. Я не мог, бравируя, на глазах у изумленной
публики встать и с видом громадного облегчения направиться к выходу. Уйти
сразу после начала - не безумие ли это? Те из читателей, которые часто
бывали вдали от дома, должно быть, открыли - как и я, - что одиночество, с
его бесконечными внутренними монологами и вереницей мелких решений (сейчас
сделаю то, потом это...), опасным образом граничит с сумасшествием.
Мое кресло располагалось в середине ряда, так что, уходя, я потревожил
бы немало народу. Место слева от меня пустовало, и я собрался было
проследовать в этом направлении, как заметил, что с другого конца ряда
приближается сеньора в белом. Сеньора уселась рядом со мной. "Жребий брошен,
- мелькнула мысль. - Я остаюсь".
Затем я начал размышлять, по какой причине мое сознание причислило