"Адольфо Биой Касарес. Признания волка" - читать интересную книгу автора

скупится, если обедает с женщиной.
Он доверил ей нелегкую задачу разобраться в длиннейшем меню, а затем,
боясь наткнуться на какую-нибудь престижную марку, в не менее длинном списке
вин. Внимание Риверо вдруг привлекла - пока он отдался во власть
температурных ощущений, рассуждая примерно так: "Если честно, то мой костюм
рассчитан на другую погоду. Для обеда под открытым небом не мешало бы
прибавить три-четыре градуса. Здесь все попрятались внутрь. Но пусть видят,
что аргентинцы могут быть так же выносливы, как и все", - так вот, внимание
Риверо вдруг привлекла сценка из тех, что навечно врезаются в память: на
соседнем столике доверчивые воробьи клевали кусочки засахаренной дыни. Так у
Риверо в мозгу возник первый набросок одной из самых известных его фраз: "Во
Франции даже птицы наслаждаются атмосферой всеобщей учтивости". Внезапно он
подумал о том, что ждет его вечером, но отвел эту мысль, считая, что любая
попытка предвидеть будущее оборачивается плохим предзнаменованием. Храня
спокойствие, он решил положиться на случай: перспектива не менее волнующая,
чем любовная победа. А что касается последней, то стоит ли она затраченных
усилий? В первый раз с тех пор, как они оказались вместе, Риверо приступил к
беспристрастному исследованию. Судьба проявила благосклонность, девушка была
миловидной. "Жаль, - вздохнул Риверо, - что она не похожа на светловолосых
француженок, как их представляют в Темперлее. Больше напоминает ту модницу
из кондитерской "Идеал"".
Обед удался на славу. Зная, что вскоре его охватит дремота, Риверо
приподнялся, тяжело отдуваясь, бросил на стол скатанную в шарик салфетку и
предложил:
- Не размяться ли нам теперь?
Взявшись под руку, они пошли между деревьев, срывая и тут же выбрасывая
тонкие веточки. Спустились в небольшую ложбинку у берега. Улыбки и смех
моментально прекратились; взгляд у обоих стал серьезным, почти напряженным;
последовали бурные объятия, у Риверо вырвалось против воли:
- Проведем вечер вместе?
Отказ в такой момент означал бы полное равнодушие к чуду любви,
объединившему два желания и (как уже грезилось Риверо) две души. Мими поняла
это. С замечательным чистосердечием (свойство лишь избранных натур, по
определению Риверо) она прошептала:
- Хорошо.
Поистине, такой девушкой надо было дорожить. Риверо повел ее к
перекрестку, где с барским видом остановил такси, уже третье за день.
Посадив Мими в машину, он с помощью жестов дал объяснения шоферу, залез в
такси сам и обнял девушку, погрузившись надолго - слишком надолго - в
глубокое молчание. Поездка пришла к концу возле церкви Св. Магдалины. Бедные
женщины, верные подруги, чего только не терпите вы из-за нашей неуклюжести!
Шофер, человек грубый, подкатил к отвратнейшей гостинице в квартале
отвратных гостиниц. Вокруг толпились бабенки, выслеживая прохожих, помахивая
сумочками. Предупреждая законные попытки сопротивления, Риверо manu
militari* ввел свою возлюбленную внутрь. В самом деле, вообразить что-то
хуже было сложно. Пока горничная выбирала один из двух-трех ключей, висевших
на доске, из клетушки у подножия винтовой лестницы женщины малопочтенного
вида бесстыдно разглядывали Мими. Риверо испытал желание попросить прощения
и закричать: "Идем отсюда!"; но, призвав на помощь всю свою смелость,
удержался. Мими не позволила себе ни единой жалобы. А несколько мгновений