"Заложники страсти" - читать интересную книгу автора (Лэнган Рут)

Глава двадцать первая

– Разве не чудесно чувствовать, как теплые лучи солнца согревают твое лицо?

Флэйм тяжело опиралась на руку Леоноры – вдвоем они медленно прогуливались по заросшим дорожкам сада, где отцветали розы. Утомившись, они присели на каменную скамью, и Флэйм постаралась перевести дыхание.

– Я ненавижу это чувство полной беспомощности. Сейчас я слаба, как младенец, и столь же беспомощна.

– Но с каждым днем ты становишься все сильнее, – весело откликнулась Леонора. – Еще бы! Мистрис Маккэллум и служанки так усердно хлопочут вокруг тебя.

– Да уж. Если я буду продолжать есть все пудинги, что готовит мне мистрис Маккэллум, я, того гляди, стану такой же толстухой, как и она. – Заслонив от солнца глаза, Флэйм уставилась в пространство. – Мне не терпится снова услышать под собой стук копыт, почувствовать ветер в волосах. Я снова хочу стать свободной и делать все, что пожелаю.

Неожиданно она повернулась. Выражение страдания, проступившее на лице Леоноры, резануло Флэйм точно острым ножом.

– Прости меня, Леонора. Как я могу думать лишь о себе, когда у тебя так тяжело на сердце? Прости, я очень эгоистична.

– Нет. – Леонора потрепала ее руку. Однако вопросы, которые она не смела задать Диллону, готовы были сорваться с ее губ. – А как мы можем быть уверены в том, что Руперт доставит послание Диллона?

– Этот парень лишь в речах медлителен, а соображает он быстро. Если только существует хоть один способ проскользнуть в Англию и добраться до замка твоего отца, Руперт непременно найдет его.

– Но даже если это и так, как же смогут воины моего отца ступить на вашу землю и не подвергнуться нападению? Я уверена, им придется задержаться не на один день, ведя сражения. – Не то чтобы Леонора желала смерти воинам своего отца – она просто пыталась остановить время, заставить его течь медленнее, чтобы провести лишний день с теми, кого так полюбила.

– Нет. Верные горцы не нападут на них. Руперт передаст им знамя Диллона, и они поедут, держа его на виду. Это знамя обеспечит их безопасный проезд по нашей земле. До тех пор пока знамя это будет развернуто, ни один горец не посмеет атаковать их.

– Прошло уже два дня с тех пор, как уехал Руперт.

– Да. – Флэйм прищурила глаза, тщательно высчитывая. Скорее всего, англичане будут тут завтра утром. Она должна помочь Леоноре отвлечься от мрачных мыслей, даже если для этого придется заняться чем-нибудь, что так ненавистно ей. Пытаясь говорить бодро, но не чувствуя никакого веселья, Флэйм напомнила: – Ты ведь обещала научить меня вышивать.

Догадываясь, что она задумала, Леонора мягко улыбнулась и помогла сестре Диллона подняться на ноги.

– Действительно, обещала. Догадываюсь, как тебе не терпится продолжить уроки, преподанные добрыми сестрами-монахинями из аббатства.

Леонора чуть не расхохоталась, увидев мелькнувшее в глазах Флэйм выражение. Тратить время на такое легкомысленное женское занятие будет для бедной девочки настоящей пыткой.

– Мистрис Маккэллум оставила ткань и иголки с нитками в комнатах Диллона. Пойдем.

По крайней мере, размышляла Леонора, еще несколько часов она будет хоть чем-то занята. Ради Флэйм и ради служанок ей придется продолжать улыбаться.

А сегодня вечером, возможно в последний раз, она будет лежать в объятиях Диллона и притворяться, что их любви нет конца.

Леонора стояла на галерее, наблюдая, как английские всадники направляются вверх по крутому склону горы в Кинлох-хаус. Знамя Диллона, синее с зеленым на черном фоне, развевалось на ветру. Как и предсказывала Флэйм, ни один из горцев не осмеливался атаковать их. Хотя за приближением англичан наблюдало не меньше дюжины верных Диллону лучников, ни одна стрела не взвилась в воздух. И, несмотря на то, что вдоль тропинки выстроились воины с мечами наготове, никто из них не смел вызывающе поднять оружие.

Копыта лошадей гулко застучали по камням – всадники въехали во двор крепости и спешились. Леонора наклонилась над перилами, пытаясь рассмотреть их лица. Она ожидала увидеть длинную колонну воинов, сопровождающих Саттона и Шо. Вместо этого во двор въехало не более полудюжины воинов. Кое-кто из них был знаком Леоноре – лорд Джеймс Блэйкли, его красавчик сын Элджер, а также Джордж Годвин, герцог Эссекский. Ни Саттона, ни Шо не было среди всадников.

Леонора увидела, как на пороге появился Диллон. По обе стороны от него стояли Кэмюс Фергюсон и отец Ансельм.

– Я возвращаю Уолтему его дочь целой и невредимой. Вернет ли он мне моих братьев также целыми и невредимыми? – резко спросил Диллон.

– Лорд Алек Уолтем желает сначала убедиться, что его дочери не было причинено никакого вреда. Когда он будет в этом совершенно уверен, он передаст своих пленников в руки вашего юного посланника, – ответил герцог Эссекский.

Выражение лица Диллона сделалось жестче.

– Я не вызвал бы вас сюда с намерением возвратить леди ее отцу, если бы с ней что-либо случилось в моей стране.

– Может быть… – Эссекс холодно улыбнулся, не скрывая злорадства. – Однако предоставьте судить об этом самому лорду Уолтему, когда личный лекарь короля осмотрит леди. Вы готовы передать нам женщину?

Кэмюс дико взглянул на своего друга.

– Будь осторожен, Диллон. Мне все это очень не нравится.

– И мне тоже, – тихо сказал отец Ансельм.

– Я дал лорду Уолтему свое слово. – Обращаясь к англичанам, Диллон ответил: – Возможно, вы желаете подкрепиться перед тем, как отправитесь в обратное путешествие домой?

– Нет. – Эссекс покачал головой. – Лорд Уолтем с нетерпением ожидает возвращения своего сокровища. Мы не можем медлить, пока миссия наша не будет окончена. Где леди? – Его взгляд поднялся к галерее.

Леонора быстро отступила назад. Прижав ладони к пылающим щекам, она обвела глазами комнаты Диллона. В течение столь долгого времени эти комнаты были ее темницей… В последние несколько ночей они стали убежищем ее любви. И сейчас она чувствовала точно то же, что испытала в тот день, когда ее похитили из замка ее отца. Сейчас ее отрывали от всего самого дорогого.

Неужели все это происходит на самом деле? Неужели эта ничем не выдающаяся, суровая крепость посреди Нагорья стала ее домом, ее убежищем? Неужели правда, что ей посчастливилось обрести райское блаженство в объятиях неотесанного горца?

Когда Диллон вошел в свои покои, он увидел, что Леонора осматривается по сторонам, словно пытается все запомнить. Она обернулась, и долго-долго они молча смотрели друг на друга одинаковым взглядом – пристальным и страстным.

– Прибыли посланники твоего отца.

– Да. – Она знакомым жестом вздернула подбородок. Когда-то он считал ее надменной и высокомерной. Но сейчас он знал, что так она пытается избавиться от своих страхов. Как же ему хотелось привлечь ее в свои объятия и успокоить! Но от этого все только еще больше осложнится. Они должны пройти через ниспосланное испытание сильными и полными достоинства.

– Я надеялся, что они разделят с нами трапезу перед отъездом. Увы, им слишком не терпится поскорее увезти тебя в Англию. И я понимаю почему – твой отец с таким нетерпением ожидает момента, когда ты снова окажешься в его любящих объятиях.

Она кивнула и в последний раз оглядела комнату, а затем с решительным видом направилась к двери. Когда она поравнялась с ним, он положил руку на ее плечо. Она вздрогнула и закусила губу, чтобы не расплакаться вслух, но не повернулась к нему.

– Никогда не забывай, что я люблю тебя, Леонора.

В ответ она лишь молча кивнула. Касаясь рукой рукава его рубашки, она начала спускаться по лестнице рядом с ним. Когда они вышли во двор крепости, на ослепительный свет летнего дня, Леонора увидела толпу горцев, собравшихся попрощаться с ней.

Флэйм, все еще с рукой на перевязи, притянула Леонору к себе и обняла изо всех сил.

– Я ошибалась насчет тебя, англичанка… – прошептала она. – Мне так жаль… – Она засопела и начала снова: – Мне так жаль, что я потратила столько времени, ненавидя тебя. Все годы, что мне суждено прожить, я буду вспоминать о тебе.

Леонора пригладила непокорные пряди огненно-рыжих волос, что вились вокруг лица девушки. Слезы подступили к ее глазам, но она быстро заморгала, приказывая им убираться обратно. Она не может позволить себе разрыдаться в присутствии своих соотечественников, тем более что они пристально наблюдают за ней.

– Если бы только это было возможно, Флэйм, я не могла бы пожелать себе лучшей младшей сестренки, чем ты.

Девушка резко отвернулась, стараясь скрыть слезы.

Мистрис Маккэллум торопливо приблизилась к Леоноре, крутя между пальцами уголок своего передника. Не успела она заговорить, как слезы градом посыпались из ее глаз.

– Благодарю вас, миледи, за все, что вы сделали для нас тут, в Кинлох-хаусе.

– Нет, это я благодарю вас, мистрис Маккэллум, за то, что с вашей помощью я чувствовала себя здесь как дома.

– Ах, миледи!.. – бедная женщина смущенно отвернулась, закрыв лицо передником.

Отец Ансельм взял руку Леоноры и задержал в своей. Внимательно посмотрев в ее глаза, он увидел, как она старается справиться с обуревавшими ее чувствами.

– Святой отец, я прошу вас благословить меня на это путешествие.

– Ах, миледи… – Священник поднял руку, благословляя ее, и произнес на латыни: – Господь да пребудет с тобою, дочь моя.

– Благодарю вас, святой отец.

Она опустила голову, и тут он прошептал так тихо, что только Леонора могла услышать его:

– Никогда не забывайте, что всей нашей жизнью руководит десница Господа. Он, и только он, может сделать извилистую тропу прямой.

– Но я не вижу своей тропы, святой отец! – воскликнула она. – Слезы застилают мне глаза.

– Тогда прими его руку. Доверься ему, и он поведет тебя, дитя.

Он отступил назад, и его место занял Кэмюс. Взяв руку Леоноры, молодой воин поднес ее к губам и пробормотал:

– Вы были почетнейшей гостьей в Кинлох-хаусе, миледи. Я желаю вам благополучного возвращения домой.

– Спасибо тебе, Кэмюс. – Леонора бросила взгляд на Диллона, который стоически ждал разлуки. – Ему понадобится друг, Кэмюс.

– Да, миледи. Больше, чем когда-либо, Диллон найдет во мне преданного друга.

Диллон молча подвел Леонору к ожидающей ее лошадке. Боль и неимоверная усталость проступили во взоре Диллона. Старый Стэнтон стоял, держа поводья. Старик слегка поклонился и прошептал:

– Такая славная малышка, для благородной-то англичанки. А уж красавица, какую поискать!

Более старик не смел ничего сказать в ее присутствии. И все же его бесхитростные речи так тронули Леонору, что ей пришлось проглотить комок в горле.

Диллон легко поднял ее и усадил в седло. Отступив на шаг назад, он взглянул на нее и произнес:

– Желаю вам благополучного путешествия, миледи.

Она уставилась на его плечо, чтобы только не видеть невыносимой муки в его глазах.

– Благодарю вас, милорд.

Герцог Эссекский подал громкий сигнал, и лошади быстро двинулись вперед. Красавец Элджер Блэйкли поймал поводья лошади, на которой сидела Леонора, и тронулся следом за процессией.

– Ах, миледи! – раздался вдруг звонкий крик из толпы слуг.

Леонора оглянулась и увидела, что вперед вышла оробевшая Гвиннит. Подняв голову, служанка произнесла дрожащим голосом:

– Не забывайте нас, миледи.

Леонора подняла руку и тут же отвернулась, так как слезы уже появились у нее на глазах. Глядя в сторону, она быстро заморгала. Найдя в себе силы обернуться, сквозь пелену слез она смутно различала множество знакомых лиц. Мистрис Маккэллум. Отец Ансельм. Кэмюс Фергюсон.

Однако смотрела она лишь на одного человека. Он стоял среди них, на голову возвышаясь над своими друзьями и подданными, ничем не выдавая терзавших его чувств. Высокий и могучий, как великан, несгибаемый, как величественные дубы, что простирали свои ветви среди любимых им лесов Нагорья, он все смотрел и смотрел на нее.

Леонора почувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. У нее не было больше сил сдерживать слезы. Так стремительный напор реки прорывает плотину – обжигающие слезы заструились по ее щекам, глаза ее словно горели огнем, в горле пересохло, а сердце, кажется, разбилось на миллион острых осколков.

Облака затянули ночное небо. Диллон вышагивал по заросшим дорожкам сада, в котором отцветали розы. Собаки неустанно следовали за ним по пятам. Все в Кинлох-хаусе давно уже удалились на покой, а Диллон все никак не мог найти себе места. Мысль о том, что ему придется одному возвращаться в свои комнаты, казалась невыносимой. И вот он ходил и ходил, и думы его были чернее грозовых облаков, собиравшихся в небе.

Поскорее бы уж началась буря. Ведь именно в такую грозовую, бурную ночь он и Леонора впервые дали волю яростной страсти, что давно уже пылала между ними.

Словно чувствуя мрачное настроение хозяина, собаки ворчали, лаяли и прыгали на стену, окружавшую сад. На ту самую стену, подумал Диллон, и новая волна боли нахлынула на него. Вот она дверь, через которую Леоноре удалось совершить побег. Господь Всемогущий, да у него просто нет сил видеть эту стену.

– Успокойтесь же вы, глупые псины, – прошипел он.

Но собаки, очевидно возбужденные приближением бури, залаяли громче, не переставая рычать и прыгать на стену.

Раздраженный, Диллон направился было ко входу в крепость, но собаки отказывались последовать за ним. Вместо этого они продолжали заливаться лаем, пока Диллон вдруг не задумался, пытаясь понять, в чем тут дело. Да что же такое с ним приключилось? Неужели он совсем потерял голову? Ведь собаки наверняка что-то услышали или учуяли. Что-то их беспокоит.

Положив руку на рукоять меча, висевшего на перевязи, Диллон пересек сад и толкнул тяжелую дверь. Собаки тут же рванулись в образовавшуюся щель и, рыча и скуля, побежали вперед. Диллон постарался не отставать от них.

Миновав заросли кустарника, они оказались на дальнем конце косогора. Собаки все бежали вперед и вдруг остановились, окружив что-то, смутно проступающее в темноте.

Диллон почувствовал, как сердце замерло в его груди, когда он подошел ближе и понял, что именно привело собак в такое неистовство. Опустившись на колени посреди пряно благоухающего вереска, он перевернул бесчувственное тело и увидел израненное, окровавленное лицо юного Руперта.

Не кто иной, как Гвиннит, стоявшая на верхнем ярусе башни возле клеток с голубями, заметила странную процессию, что пересекала окутанный ночным мраком луг. Блеснула молния, и девушка ясно увидела фигуру милорда и его тяжелую ношу. Подхватив юбки, Гвиннит поспешила вниз по ступенькам лестницы и разбудила мистрис Маккэллум.

– Скорее просыпайтесь, – позвала она, дергая пожилую женщину за ночную сорочку, пока та окончательно не проснулась. – Милорд несет какого-то несчастного. Наверное, с кем-нибудь из горцев случилась беда.

К тому времени, как Диллон приблизился к крепости, две женщины уже поджидали его у двери, ведущей из сада внутрь дома. На мгновение они потеряли дар речи, увидев, кого именно несет хозяин.

Собравшись с силами, мистрис Маккэллум принялась командовать:

– Приготовь скорее постель, Гвиннит, и разбуди всех слуг. Если мы хотим спасти этого парня, нам нельзя терять ни минуты.

Голос Диллона был подобен грому:

– Мистрис Маккэллум, мне понадобятся все ваши снадобья и целебные бальзамы.

Последовав за женщинами внутрь крепости, Диллон осторожно опустил юношу на постель, которую Гвиннит торопливо разложила рядом со своей собственной кроватью. То и дело в комнату на цыпочках заходили слуги и поспешно удалялись в разные стороны, по требованию домоправительницы разыскивая коренья и травы.

С помощью Диллона Гвиннит бережно сняла с Руперта разорванную и покрытую пятнами запекшейся крови одежду. Судя по жестоким ранам на теле юноши, можно было со всей очевидностью утверждать, что его собирались забить до смерти. Голова рассечена ударом меча. Глаза на распухшем лице крепко зажмурены. Рука сломана, а в ране на плече застрял маленький кинжал. Все раны уже давно воспалились.

– И как только парень остался в живых? – прошептала мистрис Маккэллум, принимаясь накладывать на раны свои целительные мази.

Видя, как тяжело ранен Руперт, Диллон распорядился позвать отца Ансельма. Священник, еще не совсем проснувшийся, поспешно опустился на колени возле юноши, совершил помазание и начал произносить на латыни слова отходной молитвы.

Услышав это, Гвиннит разрыдалась.

– Замолчи-ка, девочка, – побранила ее мистрис Маккэллум. – Сейчас не время лить слезы.

– Он не может умереть, – прошептала Гвиннит, прижимая к своей щеке большую ладонь Руперта.

В ее голосе было столько отчаяния, что Диллон и мистрис Маккэллум понимающе переглянулись поверх склоненной головы юной служанки.

– Я не знал, – кашлянув, проговорил Диллон, – что Руперт так дорог тебе, Гвиннит.

– Это так, милорд. Руперт, неуклюжий великан, значит для меня все в этом мире.

– Тогда ты останешься с ним и будешь рядом и днем, и ночью, пока он не поправится. Мистрис Маккэллум, – сурово обратился он к домоправительнице, – я запрещаю Гвиннит выполнять какую-либо работу в Кинлох-хаусе. Она должна ухаживать за Рупертом, пока он не окрепнет и не поправится. Вы поняли меня?

– Да, милорд.

Диллон хотел было подняться на ноги, но тут парень, который до этого момента не произнес ни слова, неожиданно пошевелил рукой и тихо застонал. Диллон немедленно снова опустился на колени и заговорил:

– Руперт, мальчик мой, ты слышишь меня?

– Да… – голос его был едва различим.

– Скажи мне, кто чуть не убил тебя. Этого негодяя тут же разыщут и сурово накажут.

– Это… – Юноша провел распухшим языком по запекшимся губам и попытался выговорить: – Это мерзавцы англичане…

– Англичане?.. – Диллону показалось, что сердце застыло в его груди, обратившись в кусок льда. – Ты хочешь сказать, это Эссекс и Блэйкли?

– Да, милорд… Я… подслушал их планы… по пути обратно в Кинлох-хаус… Это они убедили лорда Уолтема… остаться в Англии и… задержать ваших братьев у себя в замке, пока они не вернутся… Они… они собираются убить миледи… и обвинить в этом… обвинить вас, милорд…

– Но почему? Неужели они думают, что Уолтем поверит, будто я способен убить его дочь, в то время как сам он удерживает в плену моих братьев?

– Они… они хотят доказать, что вы ярый враг англичан, одержимый местью… Им нужна война, а не мир!

Услышав слова юноши, Диллон почувствовал, что ему стало просто нечем дышать, словно весь воздух вдруг покинул его легкие. Господь Всемогущий… Он только что сам передал женщину, которую любит больше жизни, в руки презренных убийц.