"Владимир Леонидович Кашин. Тени над Латорицей (Роман "Справедливость - мое ремесло" #3) " - читать интересную книгу автора

Каталин Иллеш, было тихо и спокойно. Только насекомые, эти ночные
невидимки, изредка шуршали в траве. Где-то пискнула мышь, где-то треснула
кора, упал жук вместе с листом, на котором сидел. Все звуки таяли в густой
зелени, сливавшейся и с землей, и с небом. Всего только мгновение назад...
И вдруг... этот крик, такой неожиданный в глухой тишине двора.
- Думаешь, я старая дура и ничего не понимаю? Я все вижу и все
понимаю - я еще не выжила из ума!.. - вырвалось из раскрытого окна дома
Эрнста Шефера - родного брата вдовы Каталин Иллеш.
Еще до того, как этот крик поглотили ветви соседского сада, проснулся
старый Коповски, который чутко дремал в своем дворе, под акацией.
Старик открыл глаза. Поднялся с раскладушки, окунул ноги во влажную
от ночной росы траву и пошарил ими, нащупывая тапочки. Затем встал и
направился к заборчику, разделявшему два двора.
Однообразная собственная жизнь ему давно уже надоела и он не
отказывался от малейшей возможности сунуть нос в чужую. Любопытство его
было беззлобным, похожим на любопытство ребенка, наблюдающего за
недоступной ему игрой.
Летом старик частенько ночевал в саду. Приятно было просыпаться сизым
утром от птичьих голосов и начинать день среди зелени, а не среди скучных
стен, - он где-то слыхал, что зеленый цвет укрепляет нервы, и был с этим
совершенно согласен.
Крик в доме Шефера не повторился.
Коповски потоптался у заборчика, который был чуть выше его головы,
отодвинул доску, державшуюся на одном гвозде, как бы заранее смакуя
события, которые вот-вот могли разыграться.
Но в соседнем доме, казалось, все затихло.
Коповски еще раз глянул на единственное открытое окно, задернутое
матерчатой шторой, и уже хотел было вернуться на свою продавленную
раскладушку, как голос жены Эрнста, толстухи Агнессы Шефер, снова взлетел
над домом. Отчетливо, с нарастающей силой устремился этот голос в
кромешную тьму, вонзаясь в заборы, каменные ограды, деревья, сараи...
Завертелся в конуре пес, но голос звучал свой, хозяйский, и он решил
не вмешиваться.
- Ты не пойдешь! Никуда не пойдешь! Если твоя нога еще раз переступит
ее порог, ты пожалеешь: я тебя тогда знать не знаю!.. А эту стерву я
насквозь вижу. Я сама пойду к ней... - кричала старая Агнесса, от гнева
путая немецкие слова с венгерскими и украинскими. Она словно забыла про
поздний час, забыла, что ее могут услышать чужие люди.
- Тише, Агнесса. Заткни глотку. Окно открыто. Клянусь - плохо тебе
будет! - пытался успокоить ее муж, мясник Шефер.
Затем старый Коповски с сожалением увидел, как захлопнулось окно.
"О ком это Агнесса говорила? - размышлял он. - Не о сестре ли мужа,
Каталин? Никак не остынет, никак не простит ей наследства... И мужа все
время подстрекает против нее. Э-э, дура баба. Сестра - это сестра. Сколько
лет прошло, а все никак не успокоится. Дался ей этот участок - свой не
хуже. Ну, Каталин, ясное дело, обделила братца. Хитрая баба, жила... Но,
по правде сказать, все они такие - Шеферы. Что братец, что сестрица... Ни
свое, ни чужое из рук не выпустят. Эрнст не отдал бы сестре и ломаного
гроша, если б не муж Каталин - жандарм Карл Локкер. Его даже Эрнст боялся.
А уж как повесили Карла, так Шеферам стало не до отцовского наследства...