"Владимир Леонидович Кашин. Чужое оружие (Роман "Справедливость - мое ремесло" #4) " - читать интересную книгу автора

думаю, поможет. А тут, смотрю, взялся с моей Марийкой вечерами у речки
посиживать. Не любила она на люди показываться, стыдилась хромоты своей.
Тихой овечкой росла... Молодых-то у нас откуда взять, кто в районе школу
кончил, тот дальше куда подался... Не с кем ей было и перемолвиться.
А этот слуга сатаны все вокруг нее ворожил. О городах, о войне и о
всяком другом рассказывал. Думаю, вот тебе тихоня и молчун. Вижу, не
сводит овечка моя глаз с Ивана, и впрямь околдовал. И глаза у него, как у
волка, светятся. Нет, не с господом богом он к нам пришел. Уже и слухи
пошли-побежали. Поначалу-то, когда взяла его на проживание, обо мне
сплетни пускали.
Взяла и сказала: "Вот что, мил человек, проси в колхозе помощь, строй
себе хату, а от нас уходи. Год прожил как у бога за пазухой. И довольно. У
меня дочка на выданье". А он в ответ: "Вот и выдавайте, Степанида
Яковлевна, Марусю за меня. Одинокий я. Люблю ее, и она любит". Говорит, а
сам весь дрожит, и глаза - как жар.
"Сдурел, - говорю, - совсем ума лишился! Ты же ей в отцы годен!
Срам-то какой! Грешный ты, говорю, человек, Иван, очень грешный!" А он как
не в себе: отдайте да отдайте. Люблю - и все!
Тут и она, овечка моя, вошла в хату, не иначе - за дверью стояла, и
тоже просить: "Отдайте, мама, за Ивана, люблю я его и без него жить не
могу..."
Не поняла я, что не Марийка это говорит, а люцифер своего слугу
наслал за грехи наши... Вот и взял сатана силу над нами. Сгубил мою
Марийку... - Степанида отвела глаза в сторону и замолчала.
Коваль вслушивался и удивлялся, что материнское горе у Степаниды
такое покорное, в голосе ее звучали обреченность и даже какое-то
удовлетворение, будто со смертью Марии свершилось некое высшее
предначертание. Подумал об изуверских обычаях у древних племен,
приносивших в жертву божеству детей. И вдруг он понял, что его больше
всего удивило в этой хате - отсутствие какого-либо траура, даже черной
повязки вокруг головы не было у Степаниды.
Коваль не перебивал Степаниду, зато Литвин со свойственной ему
прямотой спросил:
- Ты, Степанида, говоришь так, вроде не жаль тебе дочери.
- Ее господь пожалел. Она теперь не моя, а богова... А то, что Ивану,
слуге сатаны, я при жизни Марийку отдала, - это мой грех. Не ухватило
сердце козней сатаны, не сошел на меня святой дух, не шепнул, что делать.
Сама решила: кто же возьмет хроменькую? А как одной бедовать без мужа -
кто знает. Вот и пошла против бога, о мирском, не о вечном порадела...
- А все-таки почему Чепиков стрелял? - спросил Литвин. - Ссорилась
твоя Мария с мужем? Дрались они?
- Когда сатана опять овладел Иваном, он дни и ночи пропадал возле
Ганки, овечка моя не знала, что и делать... Ко мне ночевать прибегала.
Вместе господу молились, чтобы дух его сошел на нас...
- А Лагута при чем? В него-то зачем стрелять было?
Степанида промолчала.
Коваль думал о найденных в лесу гильзах и пулях от парабеллума.
Удивляло, что Чепиков возле самого хутора, считай, на глазах у людей,
открыл стрельбу. Мог бы, наконец, подобрать гильзы и уничтожить
вещественные доказательства. Бывший солдат, он должен был понимать! А не