"Лев Кассиль, Макс Поляновский. Улица младшего сына (про войну)" - читать интересную книгу автора

морей.
Неожиданно издали донеслось громкое пение птиц; над головами прохожих
мы заметили несколько клеток, которые висели на белой каменной стене. В трех
из них прыгали юркие чижи, а в одной совался толстым клювом в прутья крупный
дубонос.
Под клетками, покуривая, сидел на стуле, должно быть, сам хозяин,
вынесший в воскресное утро своих птиц погреться на солнышке. На нем была
выгоревшая от солнца, но опрятная военная гимнастерка с расстегнутым воротом
и медалью Отечественной войны на ленте, аккуратно обернутой в прозрачный
целлофан. Под гимнастеркой виднелась чистенькая, хотя и полинявшая
тельняшка. По какому-то знаку хозяина все примолкшие было птицы засвистели,
залились, защелкали на всю улицу, на одном из домов которой была прибита
табличка:

УЛИЦА ВОЛОДИ ДУБИНИНА

Крымское солнце и ветры двух морей почти обесцветили буквы на жестяной
табличке, и не было уверенности в том, что мы верно прочли название.
- Простите, как называется эта улица?
Человек в гимнастерке поднял свое загорелое лицо, сделал опять какой-то
знак птицам - и в клетках мигом затихло.
- Зовется бывшая Крестьянская, а в настоящее время и во веки веков -
улица Володи Дубинина, - глухим, но внятным голосом произнес он.
- А кто это - Володя Дубинин? Чем он заслужил такую честь?
- Заслужил, - строго сказал птицелов. - Уж он-то заслужил. Я могу вам
как местный житель разъяснить, кто такой Володя Дубинин, керченский наш
сынок...
Пели, заливались чижи, сыпались сверху из клеток семечки, тихо стояли
собравшиеся вокруг керченские мальчишки, слушая, видно, хорошо уже знакомый
им рассказ о своем славном земляке.
Потом мы направились по их совету в городской музей. В большом зале
среди портретов людей, прославивших Керчь, мы увидели на отдельном алом
бархатном щите уже знакомое имя Володи Дубинина. С портрета на нас глянуло
лицо мальчугана, большелобого, с веселым, упрямо выпяченным ртом, с
огромными глазами, полными ясного света и смотрящими на мир с таким пытливым
задором, с такой прямой, открытой отвагой, будто перед ними все на свете
должно немедленно раскрыться настежь.
А вечером у такого же портрета, висевшего на стене в чистенькой
горенке, мать Володи Дубинина, Евдокия Тимофеевна, тихо рассказывала нам про
своего сына. И Володина сестра, Валя Дубинина, вставляла словечко, чтобы
дополнить рассказ матери, если та что-нибудь не могла припомнить.
На другой день в школе No 13, которая называется "Школа имени Володи
Дубинина", мы разговаривали с учителями и товарищами Володи, и все, что
узнали, так глубоко взволновало и захватило нас, что мы надолго еще
задержались в Керчи. История недавних дней, правдивая, во сто крат более
прекрасная, чем все, что могли рассказать нам мертвые камни раскопок,
раскрывалась перед нами слово за словом, день за днем, шаг за шагом.
Мы уехали из города, успев завязать много новых чудесных знакомств,
собрав самые разнообразные сведения о мальчике, именем которого названа
улица в Керчи.