"Лев Кассиль. Ход белой королевы (детск.)" - читать интересную книгу автора

это,- он потер пальцами, сложенными в щепоть,- и шайбочки посыплются.
Так Тюлькин называл деньги.
Чудинов только рукой махнул:
- Ну что с тобой толковать! Пусть приходит первая, для меня теперь это уже
дело последнее. Три года одно и то же времяла этой дистанции, и ни с места. Я,
видно, уже не гожусь.
Тюлькин одним глазом заглянул в стекло секундомера, который продолжал
держать перед ним Чудинов.
- Вполне свободно секундомер мог подвести,- начал он.- Ваше дело
тренерское - деликатное, точная механика. Давай, товарищ Чудинов, я тебе
подберу у себя на материальной базе новенький. Последняя модель, американская.
- А ну тебя к черту! Как-нибудь обойдусь без твоей материальной базы.
Тюлькин обиженно вздохнул и стал боком, то и дело проваливаясь выше колен
своими шикарными бурками в снег, осторожно спускаться с холма. Лыжи с палками
он по-прежнему держал под мышками.
- А ты что же, такой специалист по спорту, а сам на лыжи не станешь? -
крикнул ему Чудинов.
- Эй, друг милый,- донеслось снизу,- мне время дорого. И казенный
инвентарь надо беречь как-никак. Ну, был бы еще парад какой, так я бы тоже -
для учета массовости. А так, вон с горки сойду, там уж по ровному и покачу.
Тем временем на снежной равнине, залитой зимним солнцем, показалась быстро
движущаяся фигурка лыжницы. Через бинокль я разглядел, что она идет под
номером "15". Гонщица стремительно приближалась. Шаг у нее был размашистый,
упругий. Чудинов, уже не глядя на лыжню, подпрыгнул, опира-.ясь на палки,
сделал полный разворот и уже приготовился съехать с холма.
- Все,- сказал он,- я свое выполнил. И знай, ты меня видел на лыжне
последний раз.
- Делай как знаешь, только имей в виду - поступаешь глупо. Ты смотри,
какая красота! Хоть в последний раз оглянись!
Чудинов нехотя поглядел в ту сторону, куда я ему показал. По лыжне ходко
шла гонщица, которую я только что заметил перед тем. Она была видна сейчас
сбоку, но, обходя петлю трассы, разворачивалась лицом к нам. На белом фоне
снега четко рисовалась в свободном и широком движении ее порывисто несшаяся
крепкая фигура. Большеглазая, с лицом упрямой девочки-переростка, с лучистой
эмблемой "Маяка" на рукаве, с мягкой волнистой прядкой, выбившейся из-под
вязаной шапочки и заиндевевшей от мороза, с нежно-матовым румянцем на круто
выведенных щеках, она словно бы и не шла, а, скорее, летела по-над белым
настом. Вот она, словно не зная устали и головокружения, легко с поворота
взяла крутой подъем и, энергично отталкиваясь палками, помчалась по крутогору
в жемчужном снежном вихре, ею же рожденном. Я следил за нею через сильный
двенадцатикратный бинокль, и, честное слово, мне показалось, что там, вдали,
возникло в эту минуту живое олицетворение розовощекой, устойчивой русской
зимы.
Я узнал лыжницу. Она мне запомнилась еще по прошлогодним состязаниям на
Урале, куда я ездил от газеты. Да, я узнал ее, снискавшую кличку "Хозяйки
снежной горы", о которой уже ходила слава по Зауралью. Вот, значит, она теперь
приехала в Москву, чтобы впервые помериться силами с нашими лучшими гонщицами.
На секунду у меня снова всплыла последняя и робкая надежда.
- Видал? - спросил я Чудинова, протягивая ему бинокль.- Не на одной твоей
Алисе свет клином сошелся. Ты только погляди, как идет!