"Лев Кассиль. Ход белой королевы (детск.)" - читать интересную книгу автора

резок очень. А ведь вы знаете сами прекрасно, кто виноват и почему вы
засиделись на старых показателях.
- Он одержимый! - быстро и зло проговорила Алиса.- Он способен загнать
человека на тренировках. Чего ему еще надо? Я опять сегодня пришла первой, а
ему все мало. Уперся в свой проклятый секундомер!
- Да ведь секундомер-то показал, что вы не вышли из тридцати девяти, как
обещали.
- Ну, уложилась почти в сорок. Тоже неплохо. Другие еще хуже. Не могу я
ради его тренерского честолюбия превратиться в машину какую-то, от всего
отказаться. Просто надоело! Нет, правда, Кар, вы должны меня понять. Я так
больше не могу. Из-за каждой рюмки случайной - драма; за покером лишний часок
ночью посидишь - утром выговор, распеканция; папироску заметил - у-у! Мировой
скандал... Он меня прямо истерзал этим режимом. Говорят, что я люблю легкую
добычу. Ну неправда, сами видели - выкладываюсь вся, без остатка. Все на
карту! Когда финиш проскочу, так уж не могу на ногах держаться, "последняя
из-не-моге", как сам Чудинов шутит. Когда я на лыжне иду к финишу, для меня
нет ничего больше в жизни, ну, а уж в жизни-то, извините, у меня не только
одна лыжня, могу себе позволить и другие радости. Понятно вам это?
- Но, по мнению Чудинова, накопить-то вам в себе того, что требуется
выложить, надо гораздо больше. Вы идете без запаса, только, на пределе,
держась на технике и на самолюбии. А спорт, как я понимаю,- это прежде всего
здоровье, сила. Вы же все растрачиваете впустую, не соблюдая режима, и не
тренируетесь, в расчете на счастье, па везение ваше.
- Ну ладно,- прервала меня Алиса. Она уже пришла в себя и, подняв свой
остренький подбородочек, передернула плечами под накинутой изящной шубкой.-
Хватит. Мне все это, как говорится, в грамзаписи слышать уже не так интересно.
Извините, я все это слышала из первоисточника и, если захочу,- услышу еще
десять раз.
- Нет, Алиса, в том-то и дело, что больше уже не услышите.

Неподалеку от грелки-раздевалки лыжной станции я нагнал двух девушек,
которые медленно брели, вскинув на плечи связанные лыжи. На девушках были
одинаковые лыжные костюмы с лучистыми эмблемами "Маяка" на рукавах. У обеих
были понурые спины побежденных. У одной был номер "7", а у другой, более
рослой,- "15". Я узнал в рослой лыжнице Наталью Скуратову, а под номером "7" в
стартовом списке значилась Мария Богданова, землячка Скуратовой, лыжница из
того же зимогор-ского "Маяка". Девушки медленно шли прямо по снегу, не
разбирая дороги и негромко переговариваясь. Я слегка задержал шаг. Маленькая
Маша Богданова причитала своей уральской скороговорочкой:
- Опозорились мы, Наталья, с тобой на всю Москву. Кое смех, кое плач...-
Она всхлипнула.
Спутница недовольно повела высоким плечом, поправляя лежащие на нем лыжи.
- Брось, Маша! Москва-то, однако, слезам не вери-ит.- Голос у нее был
глубокий, грудной, а говор тоже уральский, притокивающий, быстрый и с
неожиданными вопросительными интонациями там, где привычнее было бы слышать
утверждение: "Москва-то слезам не вери-ит?"
- Да, тебе хорошо,- сказала подруга.- Ты хоть с дистанции сбилась,
какое-никакое оправдание есть, и пришла во второй десятке, а я...- Она только
рукой махнула.
- А ты какая?