"Лев Кассиль. Битва при безымянном пальце " - читать интересную книгу автора

Отец взял чемоданчик свой с инструментами, собрался - раз-раз - живо
(он быстрый ужасно, как все доктора), поцеловался с нами и говорит:
- Спектакль откладывается на завтра. Билеты действительны.
Вернулся он уже ночью совсем. Я проснулся, слышу - он ходит чего-то, не
ложится. Потом гляжу - подходит к лампе. Лицо слишком серьёзное, бледный
весь какой-то - видно, устал. Подошёл к лампе, поднял её со стола, посветил
ею совсем близко на правую руку - и обратно лампу, на место. Потом опять
походил, походил, опять к лампе - и пальцами всякие штуки делает, шевелит. И
карандашом чего-то на руке чертит. Тут и Юзька, чертёнок, проснулся. Сел и
говорит:
- Папа, ты чего это там тени показываешь?
- Репетирую, - отец отвечает. Тут и я спросил:
- А как та женщина, больная?
- Случай отвратительный, - говорит. - Запустили чёрт знает как. Всё,
что мог, сделал... А ты, - говорит, - в общем, спи, морда ты полуночная. Ну,
живо у меня сдать! - и потушил лампу.
А утром я проснулся рано, а он уже сидит в одной рубашке. Жёлтый
какой-то. У окна. Засучил рукав и опять что-то на руке карандашом
отчёркивает. Я как подкрадусь сзади... А он вдруг рассердился:
- Ты чего за кулисы подглядываешь? Марш отсюда! - И не смотрит сам на
меня. А потом лёг на диван. - Голова, - говорит, - заболела.
За обедом совсем ничего есть не стал. А после обеда подозвал меня к
окну и показывает руку. Смотрю - она вся химическим карандашом исчёркана. И
жилы тоже синие, прямо как реки на географической карте. Даже не разберёшь
сразу, где он карандашом навёл, а где жилы.
- Ну вот, - говорит папа, - сегодня у нас будет собственноручный театр
военных действий. Дислокация такова: вот тут, видишь, полоса красная
вспухла, и тут. И тут... Это наступает противник. Наши вот здесь у кисти
первый заслон сделали. Но враг прорвался. Вот я отметил карандашом, на
сколько он за ночь продвинулся. Теперь части противника наступают по
направлению к локтю. Вот тут противник предполагает далёкий рейд сделать.
Видишь? Ну, а у локтя наш второй барьер. Вот если и тут его не удержишь,
тогда дело, брат, скверное. Может быть, правда, ещё у плеча, под мышкой, наш
барьер задержит. Но это уж вряд ли... - Потом отец посмотрел на Юзьку и
говорит: - Юзик, дружок, сбегай, будь друг, на кухню к Малаше, скажи, я
завтракать не буду. И побудь пока там.
Юзик ушёл, а я говорю:
- Папа, я это считаю просто безобразием с твоей стороны. Ты это Юзьке
вкручивать можешь. А я не маленький. Что ты со мной игрушки строишь! Глупо
это, я считаю, вот и всё. Что у тебя с рукой вышло?
Ну тогда отец уж рассказал. Он, в общем, оказывается, когда мыл вчера
руку перед операцией, уколол щёткой палец. А резиновые перчатки он дома
оставил. И откладывать уже нельзя было. Вот, наверное, гной скверный попал
туда, где папа накололся. Палец безымянный стал черным, опух, и началось
почти заражение крови. Уже к локтю полосы стали подбираться. А в город, в
больницу, сейчас ведь никак не попадёшь...
Юзьке отец ничего не велел говорить. И у нас получилось с ним вроде
военной тайны... Мы отметили карандашом, где кончается полоса. Но краснота
лезла все дальше. Мы через каждый час смотрели. А краснота все лезла и лезла