"Юрий Касянич. Лабиринт (Повесть, Сборник фантастических произведений)" - читать интересную книгу автора

уж судьбе было угодно уберечь меня от случайностей на непростом пути к
озеру Времени; это тот смысл, который наполнил мою угасающую жизнь новым
светом; опять вознесся на трибуну? да, черт возьми, не учили меня говорить
и думать по-другому; но сердце-то вложено в меня жизнью, и я хочу
сохранить ее, сохранить и х жизни, что - моя жизнь без них?; - теперь ты
знаешь тайну, иди...- тени истаяли, и к сводам грота простерлись щупальца
протуберанцев, словно руки, поднявшиеся в прощальном приветствии.

*

Это - солнце;
оно везде, объемно и тепло оно наступает там, за дверью, как волшебная
сказка; кажется, что оно звенит - или это воздух звенит от радости
пробуждения?
это - гладкая белая дверь, всего лишь на одно нажатие ручки отделяющая
меня от того, невероятного, что случится в этот новый, уже начинающий
сбываться день;
крошечный приотвор двери - и вспенивается белая щель, вертикальная полоса
света, как стремительный мазок кистью; блестевшая до этого дверь мгновенно
гаснет, как золотой песок сереет от быстро набежавшей тучи; покрывало
сумрака, хозяйски развешанное в комнате, тут же съеживается и его тающие
облачки ныряют в мои темно-карие зрачки; вокруг становится светло, острые
пылинки кипят, касаясь солнечных спиц; и только на дне глаз, как в тихих,
отражающих плачи ив, омутах, еще темно, но эта темнота, не успев стать
тайною, рассеивается, как пелена летнего тумана над густым заливным,
изумительно пахнущим лугом;
боже мой, я все это помню - мне четыре года и я, проснувшись, раньше всех
в этой уютно и загадочно поскрипывающей даче, стою на пороге, встречая
солнце, и у ног моих на ступеньках крыльца, отражая свет бирюзовыми
каплями глаз, сидят чуткие, как антенны, стрекозы, готовые в любое мое
неосторожное мгновение сорваться с места, прошив воздух целлофановым
хрустом; но я медлю и учусь у них замиранью;
для меня жизнь - пока еще -- это день, огромно простирающийся от
зажмуренного пробуждения, прикоснувшись щекой к прохладному пятнышку слюны
на подушке, и до поразительного по неожиданности (как в пьесе Шумана)
засыпания, когда ноги, посвятившие сему дню все свои отчаянные побеги, еще
продолжают гнаться за секретами по зовущим тропинкам под высокие, грозные,
как средневековые замки из книжек о рыцарях, зонтики борщовника; когда
голова уже плавает в облаке подушки; до последнего - перед отлетом
сознания, до последнего - почему-то светлого, как белая сирень в
сумерках,- прикосновения материнской руки к моему лбу;
для меня жизнь - пока еще - дар; воздушный шар дня, ниточку которого
рассвет намотал мне на палец; поднимается он надо мной, непрерывно
наполняясь светом, увеличиваясь в размерах, и я удивленно понимаю, что мой
взгляд тоже учится охватывать более в этом бесконечном, словно песни
кузнечиков, мире; и я замечаю, как внизу, в рваном, опадающем, как
проколотая надувная игрушка, тумане, скрытый по грудь травами и белой,
недолговечно парящей водой, к опушке чубатого соснового леса проходит
лось, внимательно и невозмутимо пронося крылатую конструкцию своих рогов;
он идет по излюбленной им тропе, я всякий раз вижу его, если просыпаюсь на