"Валентин Петрович Катаев. Я, сын трудового народа... (Повесть)" - читать интересную книгу автора

стукало в ключицы.
Четыре года он предвкушал эту шутку. Четыре года снилось ему: вот он
возвращается с фронта домой, вот он подбирается на цыпочках к родной мазанке
и стучит в родное окно; мать выходит из хаты и спрашивает: "Кто там? Чего
надо?" Она сердито смотрит на незнакомого солдата, а он по-походному, грубо
и весело, кричит: "Здорово, хозяйка! Принимай на ночлег героя-артиллериста,
георгиевского кавалера! Вынимай из печки галушки или что там у вас есть в
казане! Бомбардир-наводчик хочет исты!" Она невесело смотрит на него и
все-таки не узнает. Тогда он вытягивается во фронт, прикладывает руку к
головному убору и отчетливо рапортует: "Ваше высокоблагородие, так что из
действующей армии сего числа прибыл в бессрочный отпуск Семен Федорович
Котко, ваш законный сын. Накрывайте на стол, давайте борща, и больше никаких
происшествий не случилось!" Мать вскрикнет, схватится за грудь, повиснет на
шее у сына, - и пойдет веселье!
Но из хаты никто не выходил. Остатки высохшего снега мерцали вокруг
села, как слюда. Вдруг брякнула щеколда. Дверь открылась. На пороге стояла
высокая костлявая женщина в домотканой спиднице и суровой рубахе, раскрытой
на жилистой шее.
Без страха и удивления она посмотрела на солдата, притаившегося в тени.
- Кого надо? - сказала она простуженным голосом.
Звук материнского голоса коснулся солдатского сердца, и сердце
остановилось.
Солдат выступил из тени, обеими руками снял папаху и виновато опустил
стриженую голову.
- Мамо, - сказал он жалобно.
Она посмотрела на него пристально и вдруг положила руку на горло.
- Мамо, - сказал он еще раз, рванулся, обхватил ее костлявые плечи и
вдруг, прижавшись носом к рубахе, от которой пахло сухой овчиной, заплакал,
как маленький.


Глава II
ФРОСЯ

Семен Федорович выспался на славу. Уже было позднее утро, когда он
открыл глаза. Но что за странное пробуждение для солдата: проснуться от
жары! Яркий солнечный свет смешивался с розовыми отблесками печки,
затопленной сухими кукурузными кочанами. Стеклам тоже было жарко - они
потели.
Семен Федорович скинул с себя ватное ситцевое одеяло, чересчур большое,
тяжелое и плоское, как галушка. Старая еловая кровать затрещала. Бедная хата
была наполнена превосходными солдатскими вещами.
Одежда и оружие занимали стены и подоконники, так что за ними скрылась
вся домашняя утварь: сита, часы-ходики, картинки, восковые пасхальные
писанки.
"Ишь чего только может нанести с фронта домой один солдат! - не без
хвастовства подумал Семен Федорович, опоминаясь ото сна. - Полная хата
вещей! Да еще полный ранец!"
Между тем девочка лет четырнадцати, повязанная коленкоровым платком,
откуда ее лицо выглядывало, как из фунтика, в теплом мужском пиджаке рыжего