"Валентин Петрович Катаев. Спящий (Повесть)" - читать интересную книгу автора

впереди. Он то гас, то вспыхивал через ровные промежутки времени. Когда он
вспыхивал, у подножия его в гладких складках мертвой зыби извивалась
светящаяся красная змея - отражение рубинового глаза господина Маяка.
Яхта вошла в порт. Путешествие закончилось. Паруса были убраны. Голая
мачта покачивалась у причала, едва ли не задевая верхушкой дубль-вэ
Кассиопеи.

Однако на этот раз Ленька Грек и Манфред не присоединились к компании,
весело идущей есть котлеты и пить крепкий чай с сахаром. Не выходя из порта,
их тени растворились в вечерней темноте, в неверном свете портовых фонарей.
А потом к ним присоединился еще кто-то, третья тень. И они исчезли. Но на
это никто не обратил внимания. Каждый поступал по своему желанию, не давал
отчета в своих поступках: полная свобода!
Впрочем, может быть, эта мнимая свобода была только плодом воображения,
неспособного видеть истину.
Воображение казалось могущественнее действительности. А может быть,
действительность подчинялась воображению спящего, который в эти глубокие
ночные часы был и одно и то же время самим собой, и всеми нами, и яхтой, и
мигающим маяком, и созвездием Кассиопеи, и мною.

Я лежал и полосатых купальных штанишках на горячей гальке так
называемого австрийского пляжа. Рядом со мной лежала Маша. Между нами все
было сказано. Слова уже не имели знамения.
Девушка-подросток в мокром купальнике, высыхающем на жгучем полуденном
солнце, лежала на махровой простыне лицом вверх, с полузакрытыми глазами, с
полуулыбкой па мягких губах, отдаваясь лучам солнца. На ее голых ногах с
короткими пальчиками высыхал крупный морской песок, похожий на перловую
крупу. Мы лежали несколько поодаль друг от друга, на расстоянии наших
протянутых рук, едва касавшихся друг друга. Эти легкие, неощутимые касания
как бы вливали в нас тепло молодой крови. Это уже была телесная близость,
заставлявшая пас замирать от смущения.
Я искоса смотрел на ее почти прозрачные, просвеченные солнцем малиновые
уши под белокурыми прядями волос, выбивавшихся из-под купального чепчика. На
ее сливочпо-белой, не поддающейся загару руке блестел небольшой золотой
браслетик в виде цепочки - последняя оставшаяся у нее драгоценность. Она
сняла его с запястья и положила в мою протянутую руку, как бы отдавая мне
нею себя.
Я подбросил золотой комочек па ладони и вернул его в ее протянутую
руку, как бы в свою очередь отдавая ей всего себя.
Она опять бросила мне браслетик, и я снова подбросил его па ладони и
снова вернул ей.

Это было похоже на какую-то детскую игру.
Золотой комочек передавал от нее ко мне и от меня к ней жар молчаливой,
целомудренной, но жгучей любви.
Мы улыбались друг другу.
А вокруг кипела пляжная жизнь. Неторопливо колыхались мутноватые
прибрежные волны, лениво ложась на кромку пляжа, где высыхала на солнце
каемка тины, выброшенной прибоем. Море было чем дальше к горизонту, тем
синее, но возле берега вода была мутной от взбаламученной глины, похожей на