"Елена Катасонова. Алгоритм счастья " - читать интересную книгу автора

- Пока.
- Ритка, ты обещала поговорить с матерью!
- Ладно, ладно.
Чуть не ляпнула, что мать-то опять на гастролях.
Рита открыла дверь, зажгла свет. Пусто без мамы. И голодно. Но
главное - пусто. Может, в самом деле взять да и выйти замуж? Будет не так
одиноко, придется кому-то стирать, для кого-то стряпать, заодно и сама
прокормишься. "Но ведь я его не люблю", - печально подумала Рита и подошла
к зеркалу.
Большое, во весь рост, трюмо бесстрастно отразило тоненькую фигурку,
серые грустные глаза, нежный овал лица, дымчатые легкие волосы. "А вдруг я
не полюблю вообще? - испугалась Рита. - Ведь мне уже двадцать. Валька вон
давно спит со своим парнем, а я... Вдруг я фригидна?"
Она узнала это мудреное слово из книжки - той, что дала ей Валя, - и
теперь все думала, думала...
- Раз ты не хочешь с ним спать, значит, ты, мать, фригидна, -
авторитетно заявила Валя. - На-ка вот, почитай. - И сунула подруге тощую
книжицу, где на серой шероховатой бумаге мелким шрифтом, почти без полей
это самое и рассказывалось.
Такие книжки во множестве лежали теперь на развалах - доселе
невиданное, новое чтение для стремительно преображающейся страны:
астрологические прогнозы, пророчества Нострадамуса, триллеры и детективы,
где на обложках сплошь кровь да трупы, а главное - во всяком случае для
молодежи - что-то вроде пособий по сексу, о котором Ритина мама, например,
сроду и не слыхала.
- Ох, мамка, мамка! - прошептала Рита, с укоризной поглядев на портрет
матери - молодой, счастливой, - написанный отцом в их общей юности, еще до
свадьбы. Мать сидела на зеленом лугу, цветастый сарафан "солнце" закрывал
ноги, на голове красовался венок из желтых, не превратившихся еще в белый
пух одуванчиков.
- Ох, мамка! - снова прошептала Рита. - Почему с тобой ни о чем таком
невозможно поговорить?
У тебя все друзья, да подруги, да Аркадий Семенович, а как же я?
Рита села в кресло. Задумалась. Вальке теперь не до нее, Олегу -
только бы целоваться, а маму она стесняется, всю жизнь стесняется, сколько
дразнит себя. Ведь у Риты не просто мама, а мама-певица, потому и дочь
назвала Маргаритой: в память о дебюте в "Фаусте". Мама то в театре, то на
гастролях, то она распевается, то спорит с аккомпаниатором, который перед
ней явно робеет и, кажется, в нее влюблен, то у нее конфликт в театре, а
то, наоборот, триумф. И когда Рита была маленькой, маме тоже было не до
нее, потому что долго, очень долго болел папа - с постоянной изматывающей
температурой, мучительным захлебывающимся кашлем, кислородными подушками,
вызовами "скорой" и больницами, больницами... Нет, об этом не надо, лучше
не вспоминать. Но не вспоминать у Риты не получалось.
- Тихо, тихо... Ты поела? Садись быстренько за уроки, а я побежала.
Покорми, как проснется, папу.
И мама исчезала, оставив за собой легкий шлейф едва уловимых духов, а
Рита, маленькая, худенькая, некрасивая в свои девять лет, оставалась с
папой, лежавшим смирно и неподвижно во сне или в забытьи.
"Только бы он проснулся!" - молила она того неведомого, могучего и