"Джон Кац. Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я" - читать интересную книгу автора

сражалась с ним из-за того, где он спал по ночам (в моей постели), где
дремал днем (на новом диване в гостиной) или из-за того, что он утащил и
съел (а тащил он все, что ни попадя).
Сэм был совершенно бесстрашен. Всякий раз, подъехав к дому и заглянув в
окно, мать видела, что он мирно почивает на диване, стоявшем в нише
"фонаря". Когда она врывалась в дом, Сэм уже с невинным видом сидел на полу,
но мать неизменно бранила его и шлепала свернутой газетой. Я с искренним
восхищением следил за тем, как Сэм принимал и брань, и шлепки. Он никогда не
уклонялся, не убегал, не прятался, но и никогда не отказывался от
удовольствия подремать на своем любимом диване.
Как-то в пятницу вечером, когда все полтора десятка членов нашей
большой семьи собрались за обеденным столом, - а стол, надо сказать, стоял
на новом ковре, на покупку которого пришлось не один год копить, - так вот в
это самое время Сэм вдруг спокойно подошел, положил передние лапы на стол,
ухватил большой дымящийся кусок жаркого и поволок его к выходу.
Бабушка, считавшая, что евреям вообще не следует заводить собак,
возмущенно закричала что-то на идиш.
План Сэма, очевидно, состоял в том, чтобы вырваться в кухню - до двери
оставалось каких-нибудь два метра - и там проглотить столько, сколько
успеет, прежде чем его настигнут.
Но мать, вопя от ярости, преградила ему путь к двери; тогда он стал
бегать вокруг стола, волоча за собой мясо и оставляя на новом ковре длинный
жирный след.
Не знаю, как долго это продолжалось бы - от наглости Сэма все просто
окаменели, а мы с сестрой и вообще были на его стороне - но мой старший брат
опрокинул перед его носом стул, поймав таким образом в ловушку, и схватил
собаку.
Однако даже поверженный, осыпаемый проклятиями и пинками Сэм не
сдался - он просто торопился заглотать как можно больше. Он несомненно
прикинул, какую цену придется заплатить за подобное деяние, взвесил свои
шансы и теперь стремился завершить дело. Сэм был самой храброй собакой из
всех мне известных.
Конечно, его упрямство могло раздражать. Каждый вечер он залезал на
кровать, устраивался между мной и стенкой и начинал понемногу подталкивать
меня к краю. Если я пытался отодвинуть его назад, он кусал мою руку и рычал.
Не реже, чем раз или два в неделю, он вообще сталкивал меня на пол. Когда
кто-нибудь, привлеченный грохотом, заглядывал в спальню, Сэм, как ни в чем
не бывало, мирно посапывал.
Я уже учился в средней школе, когда наша семья перебралась в
Нью-Джерси. Во время сборов перед нашим отъездом Сэм вдруг исчез. Мать
как-то очень путано объясняла мне, куда он делся. Она говорила, что пыталась
отдать его нашему соседу, но там он сразу перекусал всю семью; это,
действительно, было очень похоже на Сэма. Потом она будто бы подыскала для
него другое пристанище, какую-то ферму в северной части Род-Айленда - мол,
там на просторе ему будет хорошо.
Но мне хотелось хотя бы попрощаться с ним.


* * *