"Вера Кауи. Неотразимая (Том 2) " - читать интересную книгу автора

не хотела признать его силу и подчиниться ему, и это вконец ее измотало. К
исходу дня ее глаза заволокло усталостью и отчаянием. Это было ему на руку.
Когда она уснула, он решил не упускать случая поговорить с ней наедине. Но
сам он был в отчаянии. То, что произошло между ними, больно ее ранило. Она
дрогнула, но не сломалась. Не было ни слез, ни истерик, ни бурных
обвинений. Ее лицо побледнело, под глазами легли синяки, но она не
отступала. И тогда он понял, что любит ее. Кто-то однажды сказал, что
любовь - это одержимость одного человека другим. Он был одержим. Он понял,
что спасет эту женщину от нее самой, даже потеряв себя. Хотя он и так уже
пропал.
Потерял себя. Ради нее.

Глава 11

Элизабет Шеридан в ужасе бежала от Дэва Локлина. Только оказавшись в
своей комнате и заперев дверь, словно это могло спасти ее, она принялась
перебирать в уме его слова, пытаясь обнаружить в них ошибку. Безуспешно.
Каждое его слово дышало здравым смыслом, которого она всегда
придерживалась. Собственный разум вынудил ее признать справедливость
сказанного.
В отчаянии она пыталась укрыться в темноте, лежащей за пределами
сознательной памяти: вот она лежит на чужой кровати, в чужом доме, где
пахнет мастикой и вареной капустой, испуганная, потерянная, одинокая. Но
это ничего не давало. Единственным ключом может служить ее страх перед
кладбищами, о котором Дэв ничего не знал. Этот панический страх оттуда, из
ее детства, о котором она ничего не помнит. И вдруг она с отчаянием поняла,
почему, пробыв на острове почти месяц, она не побывала на могиле своего
отца. Не потому, что не думала, не могла думать о нем как о своем отце. А
потому что боялась.
Она похолодела. Значит, он был прав. Она все время притворялась.
Цеплялась за логику и разум не потому, что презирала неумеренные чувства, а
просто потому, что пряталась от этих чувств.
Потрясенная, она вглядывалась в ту Элизабет Шеридан, которую всегда
старалась подавить. Которую Дэв Локлин выпустил на волю прошлой ночью. От
которой она в ужасе бежала. Элизабет, которая умела чувствовать глубоко,
страстно, мучительно. Нет, она совсем не такая, как думала. Та женщина не
совершила бы того, что сделала она. Не упивалась бы тем, что она всегда
считала излишним. Ненужным. Опасным.
Вот почему она обратилась в бегство. Ее гнал старый подсознательный
страх. Отступление - высшая доблесть. Значит, она трусиха? Предпочитает
мертвую холодность живому чувству. "Боже мой, - подумала она, обхватив себя
руками, не в силах сдержать дрожи. - Боже мой!.."
Она сидела скорчившись на развалинах собственной жизни, изредка
вздрагивая от боли, причиненной ее осколками. И вдруг услыхала, как кто-то
колотит в дверь.
- Элизабет Открой же наконец!
Это Касс.
- Мне нужно кое-что тебе сказать. - Дверная ручка задергалась. - Я
знаю, что ты здесь.
- Уходи, - глухо сказала Элизабет.