"Вера Кауи. Найди меня" - читать интересную книгу автора

взрослой. У нее никогда не возникало желания вернуться в страну детства. Но
сейчас, войдя в спальню, чтобы сменить зеленое платье на один из любимых
пеньюаров, она вдруг почувствовала, что ей не хочется спрыгнуть с поезда,
который направлялся в те края. Мэгги присела перед трюмо и принялась снимать
с лица грим, который требовался для телесъемки. Стирая с помощью специально
для нее приготовленного крема яркий тон, она видела, как в зеркале
проступают черты шестнадцатилетней Мэри Маргарет Хорсфилд: белая прозрачная
кожа, с чуть заметными веснушками, зеленые кошачьи глаза - дьявольские, как
осуждающе говаривала ее мать, копна морковного цвета волос в непокорных
кудряшках, которые даже неласковая материнская рука не могла заставить
лежать гладко.
Неужто я вправду была такой невинной овечкой, думала она, вспоминая
забытые черты. Если бы я сейчас так выглядела, роль Джудит Кейн была бы у
меня в кармане...
Она шумно вздохнула, будто паровоз выпустил пар. Черты лица в
зеркальном отражении отвердели. Какую пустую, бессмысленную жизнь провела бы
я, останься под родительским кровом, подумала она. Ничего и никого не узнала
бы, они бы этого не позволили. Меня держали вдали от мира. Согласно их
принципам следовало избегать всех, кто не принадлежал конгрегационной
церкви, то есть 99,9 процента всего земного населения. У меня не было
друзей, не было никакой жизни, кроме той, что допускалась церковными
установлениями. Все смотрели телевизор, ходили в кино или в театр. Только не
мы. Мы ходили только в церковь. У нас было радио, но слушать дозволялось
только новости, ничего развлекательного. Удовольствие было запретным словом.
Восьмым смертным грехом.
Читать разрешалось лишь те книги, которые не оказывали дурного влияния.
А значит, ничего, кроме Библии. Мэгги сардонически рассмеялась. "Вот так я
получила свои первые в жизни уроки актерского мастерства, - сказала она
своему отражению. - Училась заучивать текст. Правда, я перезабыла всю
библейскую премудрость, которую они заставляли меня зубрить. А ведь тогда за
каждую запинку меня оставляли без ужина. Такого же скудного, как все в их
холодном доме. Этот их Бог отобрал у меня все, какой же он был
беспощадный..."
Мэгги вглядывалась в свое отражение и видела в нем свое прошлое. Это их
безудержный фанатизм заставил меня хитрить, строить коварные планы и плести
интриги, думала она. А то как иначе можно было приобщиться к книгам,
познакомиться с миром, который лежал за пределами конгрегационной церкви?
Впрочем, этот мир я узнавала только по книжкам, спектаклям и фильмам, и если
бы не мисс Кендал, мне было бы недоступно и это. Ни одна учительница не дала
себе труда обратить внимание на девчонку в форме не по размеру, с
непокорными кудряшками, все они презирали меня, как одноклассницы, разве что
не дразнили обидными кличками.
Чаще всего ее называли "Клячей", сопровождая слово взбрыкиванием и
ржанием. А какой град насмешек посыпался на нее после того, как мать пришла
в школу требовать, чтобы Мэри Маргарет освободили от уроков христианской
грамоты. Она устроила страшный скандал, грозя дойти до самых верхов, так что
школьный совет счел за лучшее разрешить девочке не посещать этих уроков.
Кроме нее, на них не ходила только Мириам Сигал, потому что была иудаисткой.
С тех пор обе девочки проводили время урока в коридоре, читая книжки. Мать
Мэри Маргарет настояла, чтобы ее дочь читала только Библию конгрегационной