"Вениамин Каверин. Два капитана" - читать интересную книгу автора

расширяющиеся лунную дорогу прямо от меня к баржам понтонного моста и на
мосту две длинные тени бегущих людей.
Сторож бежал тяжело и один раз даже остановился, чтобы перевести дух.
Но тому, кто бежал впереди, было, как видно, еще тяжелее, потому что он
вдруг присел у перил. Сторож подбежал к нему, крякнул я вдруг откинулся
назад, - должно быть, его ударили снизу. И он еще висел на перилах,
медленно сползая вниз, а убийца уже исчез за крепостной стеной.
Не знаю почему, но в эту ночь никто не караулил понтонный мост: будка
была пуста, и вокруг никого, только сторож, лежавший на боку, вытянув
вперед руки. Большая яловая кожа валялась рядом с ним, и он медленно
зевал, когда, трясясь от страха, я подошел к нему. Через много лет я
узнал, что многие перед смертью зевают. Потом он глубоко вздохнул, как
будто с облегчением, и все стало тихо.
Не зная, что делать, я наклонился над ним, побежал к будке - и вот
тут-то, а увидел, что она пуста, и снова вернулся к сторожу. Я даже
кричать не мог, и не только потому, что был тогда немой, а просто от
страха. Но вот с берега донеслись голоса, и я бросился назад, к тому
месту, где ловил раков. Никогда больше не спалось мне бегать с такой
быстротой, даже в груди закололо и остановилось дыхание. Я не успел
прикрыть травой раков я растерял половину, пока добрался до дому, Но тут
было не до раков!
С быстро бьющимся сердцем я бесшумно приоткрыл дверь. В нашей
единственной комнате было темно, все спокойно спали, никто не заметил ни
моего ухода, ни возвращения. Еще минута, и я лежал на прежнем месте, рядом
с отцом. Но долго еще я не мог уснуть. У меня перед глазами были этот
мост, совещенный луной, я две длинные бегущие тени.



Глава вторая. ОТЕЦ


Два огорчения ожидали меня на следующее утро.
Во-первых, мать нашла раков и сварила их. Таким образом, пропал мой
двугривенный, а с ним надежда на новые крючки и блесну для щук. Во-вторых,
пропал перочинный нож. Собственно говоря, это был отцовский нож, но так
как лезвие было сломано, отец подарил его мне. Я все перебрал я дома я во
дворе - нож как сквозь землю провалился.
Так провозился я до двенадцати часов, когда нужно было идти на
пристань - нести отцу обед. Это была моя обязанность, и я ею очень
гордился.
Пристань теперь на другом берегу, а на этом - бульвар, засаженный
липами, которые так и остались любимыми деревьями нашего города. Но в тот
день, когда я нес отцу горшок щей в узелке и картошку на месте этого
бульвара стояли балаганы, построенные для рабочих; вдоль крепостной стены
были сложены пирамидами хлебные кули я мешки; широкие доски перекинуты с
барж на берег, и грузчики с криком: "Эй, поберегись!" - катили по нам
заваленные товарами тачки. Я помню воду у пристани в жирных перламутровых
пятнах, стертые столбы, на которые взбрасывались причалы, смешанный запах
рыбы, смолы, рогожи.