"Вениамин Каверин. Рисунок (Журнал "Новый мир")" - читать интересную книгу автора

шар, который с утомительным однообразием вращается в пространстве, а
ласковая звезда, на которой и деревья, и животные, и люди должны
ежеминутно чувствовать радость существования. Я часто рисовал сильвантов,
мне казалось, что они все же должны отличаться от обыкновенных людей. И
вот однажды... Но прежде чем объяснить, что случилось, мне надо вернуться
к своей мачехе. Кстати, ее зовут Неонилла, и она почему-то гордится этим
именем. Она где-то познакомилась с Луканькой - его зовут Лука Лукич, но
все в городе звали его Луканька. Приодела его, поселила где-то поблизости
от нас, и буквально через неделю он совершенно преобразился. Кстати
сказать, он служил в Игральных мастерских - у нас самые большие Мастерские
Игральных Карт на всем свете, - и пристроила его туда она же, кажется,
кладовщиком. И началось!
- Что началось?
- Через месяц он уже заведовал цехом пасьянсных карт, через два был
заместителем директора, а потом каким-то образом пролез в Главный Филиал и
стал управляющим делами и теперь требует, чтобы все называли его "Мэром".
У нас он стал бывать каждый день и, между прочим, как бы подружился со
мной, хотя меня воротило с души при одном виде его сизого носа.
- Сизого?
- Сизый нос сливой, глазки заплывшие, плешивоватый, все говорит, что
нет времени, а сам шляется без дела в пальто с шелковыми отворотами, в
лакированных туфлях и в цилиндре.
- В цилиндре?
Впервые Таня не поверила Юре, а Петька откровенно сказал:
- Врешь!
- Сильванты не лгут, - с достоинством отозвался Юра. - Так вот, он...
Мне казалось, что он был против того, чтобы мачеха меня уморила. Но
теперь-то мне ясно, что они были в сговоре и что он заступался за меня
притворно.
- Но как же все-таки она могла тебя уморить?
Юра с досадой махнул рукой.
- Ну как? Очень просто! По ночам, как только я засыпал, колотила в
дверь ногами или запускала радио на полную катушку. Распустила по всему
городу слух, что я тайком опустошаю холодильник, а сама, между прочим,
пристроила к нему электрический звонок, который трещит на весь дом, когда
открывают дверцу. Сломала мои лыжи, не пускала на каток, не давала читать,
а мою библиотеку продала за гроши. Вот такая была жизнь, и немудрено, что
мне захотелось удрать. Но об этом нечего было и думать.
- Почему?
Юра долго молчал. Что-то одновременно и грустное и радостное показалось
в его огромных добрых глазах, обведенных темными кругами.
- Ну, об этом как-нибудь в другой раз, - сказал он. - О чем я
рассказывал? Ах, да! В тот вечер Лука Лукич пришел ко мне не в пальто, а в
старой, поношенной шубе, хотя была мягкая осенняя погода. "Ну, как живешь,
бедолага? - спросил он. - Скучаешь? Голодаешь? Я тебе подарочек принес. -
И он бросил на мой стол связку свежих кренделей, несколько луковиц и
финский сыр "Виола". - Ты держись! Дай срок, я на Неониллке женюсь, и мы с
тобой ее одолеем. А что это ты рисуешь?" А я, на свою беду, как раз
рисовал сильванта.
- Такого?