"Эммануил Генрихович Казакевич. При свете дня (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Нянька широко раскрыла глаза и села на стул.
- Ну? Врешь.
- Вот тебе и ну. Погляди мне в глаза. Огоньки видишь?
Нянька с некоторым почтением посмотрела Слепцову в зрачки, увидела в
них светлые отсветы окон и неуверенно сказала:
- Вижу будто.
- В них-то все и дело. А теперь я скажу слово, а ты повтори, и если
запомнишь, то у тебя дите всегда будет спокойное и довольное. Слушай.
Секешфехервар.
Он повторил еще дважды, делая при этом таинственное лицо:
- Секешфехервар. Секешфехервар.
И сам улыбнулся: это название венгерского города было испытанием для
всего Третьего Украинского фронта.
Она уже поняла, что он шутит, однако шутки его, притворно серьезная
мина и ласковые морщинки сбоку глаз понравились ей, развеселили ее. Она
впервые посмотрела на него не как на странного посетителя, неизвестно по
какому делу приехавшего, а как на приятного и видного собой мужчину. И она
перешла с "ты" на "вы", стала жеманно выговаривать слова, неестественно
похохатывать, глядеть на него уже не прямо, а искоса, с тем примитивным,
но, в сущности, милым кокетством, какое было в ходу в ее деревне, и все
хотела, но не решалась спросить, есть ли у него семья.
Вдруг она всплеснула руками:
- Ой, горе мое! Очередь не пропустила ли в булочной?! Вам все сеше,
хеше, а тут хлеба может не хватить. Я мигом. Не скучайте.
Она искоса бросила на него последний зазывный взгляд и убежала.
Хлопнула дверь, другая, и стало очень тихо, даже тише, чем в деревне. В
деревне лает собака, квохчет курица, мычит корова, а здесь было
беззвучно-тихо, как может быть тихо в пустынной городской квартире на
малопроезжем переулке днем, о ту пору, когда дети в школах, а старшие - на
службе.
Слепцов, оставшись в одиночестве с девочкой на руках, или, вернее
сказать, на руке, устроился удобнее в кресле. Ему хотелось курить, но он
не стал тревожить задремавшего младенца и только приговаривал:
- Сейчас твоя мамка вернется, хлебца принесет из очереди свеженького,
молочка тебе даст, тогда мы закурим, выйдем, значит, в коридор, культурно,
чтобы на тебя дымом не пыхать.
Он запел вполголоса диковатую колыбельную, созданную каким-то
человеконенавистником для запугивания маленьких детей:

Анадысь на дворе
Чтой-то грохотало,
А как вышел я на двор -
Оно перестало...
У-у-у, у-у-у...

Девочка задремала, затем проснулась, заплакала было, но, опять увидев
в поле своего зрения то же лицо, пристально и упорно стала в него
вглядываться, и при этом ее взгляд выражал такой, казалось, ясный и
глубокий ум, такую, казалось, сосредоточенную мысль, что Слепцову,
растроганному и пораженному, на мгновение представилось, что она все знает