"Юрий Казаков. На охоте " - читать интересную книгу автора

как лучшее в жизни, как самое чистое. И он помнил все-все дни и все места,
где у него была счастливая охота, помнил приметные деревья, потаенные
родники, помнил даже, о чем он думал в то время.
Теперь он снова приехал сюда, уже не один, а с сыном, и, когда ехал,
было томительно-радостно, что он опять увидит все, а теперь стало тяжело --
так все неузнаваемо изменилось, так все постарело, поблекло... Все не то,
все не то, только рассвет и роса на траве, запахи - все те же, вечные,
навсегда те же! И странно до восторга было думать, что еще тысячи людей,
может быть и не родившихся даже, будут так же просыпаться когда-нибудь и
глядеть на рассвет, туманы на лугах, будут дышать крепкими грустными
запахами земли.

2

Сын скоро проснулся, завозился на чердаке. Потом заскрипела лестница,
послышался прыжок на землю.
- Отец! - негромко позвал Алексей.
Петр Николаевич вздохнул, провел рукой по лицу, вышел. Алексей,
расставив длинные в лыжных брюках ноги, смотрел вверх, лицо его было
испуганно и восторженно.
- Тсс! - Он схватил отца за руку.-- Слышишь?
- Нет... Что такое? - спросил Петр Николаевич, напрягая слух.
- Ну как ты не слышишь! - прерывающимся шепотом сказал Алексей и
посмотрел на отца круглыми счастливыми глазами.-- Осы! Их там три гнезда,
вчера в темноте не видать было... Я случайно зацепил, как загудели! Слышишь?
-- Алексей с восторженным ужасом опять посмотрел вверх.
- Да, да, гудят! - подтвердил Петр Николаевич, улыбаясь.
Но он не слышал никакого гудения, и на сердце у него стало нехорошо.
"Вот уже и слышать хуже стал..." - подумал он и, чтобы совсем не
расстроиться, заторопился.
- Пойдем, пойдем! - пробормотал он.-- Поздно уже... Рюкзаки, ружья
где?
- Сейчас! - сказал сын и беззвучно полез на чердак. Так же неслышно,
с серьезным лицом он передал отцу один и второй рюкзак, ружья, тяжелые
патронташи, натянул новые сапоги, спустился и тут только перевел дух.
- Пошли! - громко и бодро сказал Петр Николаевич и первый зашагал по
траве за поскотину, туда, где, он знал, должна быть тропинка.
Тропинку долго не могли найти, промокли от росы, пошли наугад к темному
высокому бору. Ноги вязли в траве, поляны были белыми от ромашек. "Сколько
добра пропадает, не косят, какая глушь!" - горько думал Петр Николаевич.
Алексей шел сзади, спотыкался на кочках, часто и громко зевал, в рюкзаке у
него брякало, этот равномерный слабый звук все что-то напоминал Петру
Николаевичу и никак не мог напомнить.
Когда вошли в бор, сразу стала видна старая тропа. В бору было
сумрачно, глухо; только оттуда, где за плотным рядом сосен лежала старица,
робко пробивался голубой неверный свет. Немного погодя там, в таволговых
кустах, запикала птица, песня ее была в два колена, очень проста: "пи-пи,
пи-пи..." Алексей снова зевнул, споткнулся.
- Далеко еще? - сонно спросил он.
И будто ждал этого вопроса,-- в той стороне, где было совсем еще темно,