"Юрий Казаков. Ночь " - читать интересную книгу автора

место, в каком отродясь никакие охотники не бывали? Возьму отгул, у дяди
ружье выпрошу, эх, и закатимся мы с вами дня на два! Тайное место, птица там
непуганая. Идешь по лесу - направо рябчики, тетери, глухари, налево --
озеро, а на том озере гуси и крякуши открыто плавают и на выстрел допускают
близко, а после выстрела никуда с озера не улетают, только отлетывают
малость. Там я был один раз с дядей и дорогу туда помню. Никого там нету: ни
охотников, ни ягодниц, а только одни медведи по малину ходят. Медведи
смирные, из-за кустов поглядывают. А брусника там растет такая, что ежели
выйти на гарь да поверху кочек глянуть, то все кочки кажутся красными.
Земляника растет, и землянику ту никто не берет, и вся она черная,
переспелая и такая сладкая-- слаще сахара! Войдешь в смородиновые кусты --
такой в них крепкий дух, что голова кружится. А ежели по кустам идешь, то
тетери и глухари совсем близко подпускают, а потом только - тых, тых, тых!
-- взлетают, и ветер от них аж в лицо дует. Еще там белки в лесу скачут,
только они сейчас рыжие, шерсть у них никудышная, и мы их не бьем. А еще там
под косогором, ежели через завалы переберешься, овраг перелезешь да вниз
спустишься, родник есть, ключ по-нашему, и сколько я разной воды перепил, но
такой никогда не пил, и вода там, надо думать, лечебная,..
Леша тем временем все крепился, крепился, не выдержал, жалко скривил
лицо, шмыгнул носом и затянул отчаянно:
- Семе-ен...
- Ну? - Семен с удивлением посмотрел на брата.
- Семен, возьми меня-я...-- тянул Леша, и было видно, что страдает он
невыносимо.
- Как? Взять? - с сомнением спросил меня Семен.
Большие мокрые глаза Леши тотчас уставились на меня. Я задумался. Я
думал долго и мрачно.
- Взять? - снова с сомнением повторил Семен и критически осмотрел
Лешу. Тот покривился и крепко сжал задрожавшие губы.
- Возьмем! - решил я наконец.
Леша тоненько засмеялся, вскочил и вытер длинным рукавом глаза.
- Ага! - торжествующе закричал он.-- А вот и пойду, а вот и пойду!
И он, победоносно глядя на Семена, стал приплясывать возле костра, на
разные лады повторяя: "Что? А вот и пойду! Что! А вот и пойду!"

Я оглянулся. Небо на востоке посветлело и чуть отливало зеленью. Пала
роса, и воздух посвежел. Деревья определились. Нет, света еще не было, но с
каждой минутой все виднее становились отдельные кусты, ветки, елки, даже
шишки. Ночь кончилась, наступал самый ранний полурассвет, то время утра,
когда петухи в деревне, хрипло прокричав свое "ку-ка-ре-ку", еще крепче
засыпают.
Мне пора было идти. Я взял ружье и попрощался с ребятами.
Едва я отошел от костра, как сырой холодный воздух охватил меня со всех
сторон и сапоги заблестели от росы. Сорока неслышно сорвалась с вершины
белесой ели, быстро и молча полетела, ныряя на лету, на восток, навстречу
рассвету.
Я успел уже порядочно отойти - взобраться на гриву, отыскал тропу и
зашагал к озеру, когда меня опять настигла песня Семена. И снова не
разобрать было слов, не уловить мелодии, но я знал теперь, что песня эта
прекрасна и поэтична, потому что рождена чистым талантом, красотой меркнущих