"Юрий Казаков. Голубое и зеленое" - читать интересную книгу автора

- Нет, нет... Если мы дойдем до станции и нас не убьют, тогда на
станции я тебя поцелую.
Я молчу. Мороз, кажется, послабел. Я совсем его не чувствую. Очень
горят щеки. И жарко. Или мы так быстро идем?
- Алеша...
- Да?
- Я совсем ни с кем не целовалась.
Я молча взглядываю на звезды. Потом я смотрю вперед, на желтоватое
зарево огней над Москвой. До Москвы тридцать километров, но зарево ее огней
видно. Как все-таки чудесна жизнь!
- Это, наверное, стыдно - целоваться? Тебе было стыдно?
- Я не помню, это было так давно... По-моему, это не особенно стыдно.
- Да, это было давно. Но все-таки это, наверное, стыдно.
Мы идем уже полем. На этот раз мы совсем одни в пустом поле. Ни души не
видно ни впереди, ни сзади. Никто не бросает на дорогу горящих окурков.
Только звонко скрипят наши шаги. Вдруг впереди вспыхивает светлячок, бледный
светлячок, похожий на далекую свечку. Он вспыхивает, качается некоторое
время и гаснет. Потом опять зажигается, но уже ближе. Мы смотрим на этот
огонек и наконец догадываемся: это электрический фонарик. Потом мы замечаем
маленькие черные фигуры. Они идут нам навстречу от станции. Может быть, это
приехавшие на электричке? Нет, электричка не проходила, мы не слыхали
никакого шума.
- Ну вот... - говорит Лиля и крепче прижимается ко мне. - Я так и
знала. Сейчас нас убьют. Это бандиты.
Что я могу ей сказать? Я ничего не говорю. Мы идем навстречу черным
фигурам, мы очень медленно идем. Я вглядываюсь, считаю: шесть человек.
Нащупываю в кармане ключ и вдруг испытываю прилив горячего восторга и
отваги. Как я буду драться с ними! Я задыхаюсь от волнения, сердце мое бурно
колотится. Они громко говорят о чем-то, но шагах в двадцати от нас
замолкают.
- Лучше бы я тебя поцеловала, - печально говорит Лиля. - Я очень
жалею...
И вот мы встречаемся на дороге среди пустынного поля. Шестеро
останавливаются, зажигают фонарик, его слабый красноватый луч, скользнув по
снегу, падает на нас. Мы щуримся. Нас оглядывают и молчат. У двоих
распахнуты пальто. Один торопливо докуривает папиросу, сплевывает в снег. Я
жду оклика или удара. Но нас не окликают. Мы проходим.
- А девочка ничего, - сожалеюще замечает кто-то сзади. - Эй, малый, не
робей! А то отобьем!
- Ты испугался, да? - спрашивает Лиля немного погодя.
- Нет! Я только за тебя боялся...
- За меня? - Она сбоку странно смотрит на меня и замедляет шаги. - А я
ни капельки не боялась! Мне только платка жалко было.
Больше до самой станции мы не говорим. У станции Лиля, становясь на
цыпочки и обсыпаясь снегом, срывает веточку сосны и сует в карман. Потом мы
поднимаемся на платформу. Никого нет. У кассы горит одна лампочка, и снег на
платформе блестит, как соль. Мы начинаем топать: очень холодно. Лиля вдруг
отходит от меня и прислоняется к перилам. Я стою на краю платформы, над
рельсами, и вытягиваю шею, стараюсь увидеть огонек электрички.
- Алеша... - зовет меня Лиля. У нее странный голос.