"Александр Казанцев. Небывалые были (два рассказа о необыкновенном)" - читать интересную книгу автора

Аллея поднималась к расположенному наверху ресторану, откуда открывался
чудесный вид на Дунай и Вену, прикрытых голубоватой дымкой. Глядя в такую
даль, всегда хочется взмыть вверх, облететь просторы.
Слух резанул громкий дробный стук. Но на этот раз это были не автоматы, а
пневматические молотки.
Венцы в аккуратных спецовках с множеством карманчиков старательно вырубали
из тротуара каменную плиту с изображением немецкого орла, держащего
свастику. Ее когда-то с помпой водрузили на место, откуда Гитлер жадно
смотрел на Вену после аншлюсса. Не потягалась во времени эта плита с
плитами музыкантов!
Аллеи в Сокольниках совсем не походят на аллеи Венского леса. Они идут по
прямым просекам подлинно русского леса, по которому мчались в старину
доезжачие и сокольничьи царской охоты. Таких сосен-исполинов, раскидистых
елей, таких белоствольных "девичьих" берез не встретишь в Венском лесу
среди грабов, вязов и диких каштанов. Но сказка Венского леса в первых
числах июля, в год повторной солнечной активности перекочевала с отрогов
Альп к нам в Сокольники.
После пения Милицы Кориус (воспитанницы Киевской консарватории) в "Большом
вальсе" я тридцать лет не слышал исполнения этой блестящей вариации.
И вот мне привелось снова услышать этот вальс в Зеленом театре Сокольников.
Конферансье объявил номер и я почему-то заволновался. Но едва появилась
певица, и я услышал ее сильный, гибкий и звонкий, как хрустальная струя,
голос, я увидел чудом помолодевшую героиню "Большого вальса". Блестящие
рулады сверкали, словно их можно было различить в воздухе, они ослепляли.
Вдруг я вздрогнул и оглянулся. Нет, я не ослышался. На соловьиный голос
певицы характерным щелканьем отозвался в кустах соловей.
Все, все, кто сидели в тот вечер в Зеленом театре, невольно посмотрели на
освещенную прожекторами листву, обрамлявшую открытый зал.
А в листве отозвался второй соловей.
Надо было видеть в те минуты лицо певицы. Она услышала своих партнеров и
засияла внутренним светом.
Когда голос ее рассыпался бисерным каскадом, два соловья не просто
повторяли руладу, а пели вместе с ней в терцию, в кварту, украшали паузы
музыкальными рефренами и коденциями.
Я слушал, затая дыхание. Никогда я не мог себе представить, что соловьи
так понимают, чувствуют музыку и так виртуозны! Они были ничуть не хуже
излюбленного колоратурами флейтиста, оттеняющего голос. Своей птичьей
импровизацией они сделали сказку Венского лесе поистине волшебной.
Неужели никто из тысяч сидящих на этом необыкновенном концерте не захватил
с собой магнитофона? Каким шедевром обогатил бы он мир застывших звуков!
Когда "Большой вальс" закончился и счастливая, возбужденная певица
кланялась публике, она смотрела на листву.
Публика устроила овацию. Многие смотрели туда же, куда и певица.
Всем хотелось, чтобы соловьи вместе с ней спели "на бис".
Но конферансье безжалостно объявил следующий номер, потом еще один. На
концертах действуют свои законы. Артисты пели снова и снова, но... лесные
певцы улетели. Они ни с кем больше не захотели петь, отпев свою
удивительную запоздалую песню ушедшей весны.
Мне никогда не забыть этого удивительного трио, которое убедило меня, что
Иоганн Штраус был прав, назвав свой вальс сказкой.