"Александр Казанцев. Небывалые были (два рассказа о необыкновенном)" - читать интересную книгу автора"высшим взором" из нашей карты в соседнюю.
После доклада мы с Лемом вдоволь посмеялись над "научным обоснованием" хиромантии. Лем оказался человеком невысокого роста, подвижным, умным, острым на язык, веселым. Улыбаясь, он сказал, что на этом докладе не хватало еще одного фантаста - Герберта Уэллса. Ему, придумавшему "машину времени", но не придавшему ей никакого реального значения, любопытно было бы услышать, будто перемещение во времени возможно. - Если проколоть иглой колоду карт, - подсказал я. - Вот именно! - подхватил Лем и добавил. - Впрочем, оракулы, кудесники, предсказатели существовали и раньше Уэллса. - А цыганки и сейчас раскидывают карты, - напомнил я. - Ой, сердэнко, позолоти ручку. Будут тебе через трефового короля бубновые хлопоты, а через червонную даму дальняя дорога и казенный дом, то есть туз пик, - смеясь сказал Лем. - А ведь гадальная колода карт нечто знаменательное, не правда ли? В ней - образ антимиров, смещенных во времени. Об этом разговоре с маститым фантастом несколько лет спустя я рассказал профессору Михаилу Михайловичу Поддьякову, доктору технических наук и заслуженному деятелю науки и техники, когда мы с ним ехали в один из подмосковных физических центров. Ученый широких взглядов, он живо интересовался всем, что отходило от общепринятых догм. Сам он был классиком горного дела, но завершал фундаментальный труд о строении атома, что могло бы служить второй его докторской диссертацией на этот раз в области физико-математических наук. Шутя он говорил о себе, что его чтут шахматы, сблизившие нас с ним, помимо физики. Мы оба были действительными членами секции физики Московского общества испытателей природы и гордились членством в нем Сеченова, Менделеева, Пастера и Фарадея. Михаил Михайлович обладал редкой способностью математического анализа. С присущим ему юмором он рассказывал, как стал учителем "математических танцев". Удивленный, я переспросил. Он объяснил, что в тридцатые годы проходил курс западных танцев, вернее серию курсов, поскольку оказался на редкость неспособным учеником. Однако будучи незаурядным математиком и шахматистом, не привыкшим сдаваться в сложных положениях, он решил провести математический анализ всех танцевальных па, которые ему не давались. Составил уравнения и блестяще решил их. После этого дело пошло. Он уже не наступал "медвежьими лапами" на туфельки своих партнерш и даже сам стал учить танцевать других и брал призы на бальных конкурсах. - Неужели шахматы помогли? - изумился я. - Научили всегда искать выход, - подтвердил профессор. - И математика, конечно. Кстати, о Станиславе Леме, телепатии и цыганках, - неожиданно перевел разговор Михаил Михайлович. - Конечно, закон причинности в природе нельзя нарушить. Следствие не произойдет раньше причины, яйцо не появится прежде курицы, вылупившейся из него цыпленком. Физическое тело не может переместиться в воображаемой колоде трехмерных карт, смещенных во времени, но... - Что но? - насторожился я. - Передача нематериального сигнала как будто не противоречит закону причинности. |
|
|