"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

сидела за пряжей, мне снова вспомнилась молния, и я впервые почувствовала,
как гром внутри меня успокаивается, и из-за грома послышался чистый,
безмятежный голос-- голос Божий: "Радуйся, Мария!"
Раввин рухнул на скамью, сжал виски ладонями и погрузился в раздумья.
Прошло довольно много времени, прежде чем он поднял голову.
- И ничего больше, Мария? Постарайся лучше разобрать свой внутренний
голос: от того,что нарекут твои уста, может зависеть судьба Израиля.
Слова раввина повергли Марию в ужас. Мысли ее вновь обратились к грому,
грудь содрогалась.
- Нет, - прошептала она наконец в изнеможении. - Нет, старче... Он
сказал не только это, он сказал еще много другого, но я не могу, пытаюсь изо
всех сил, но не могу разобрать больше ничего.
Раввин опустил руку на голову женщины с большими прекрасными глазами.
- Постись и молись, Мария, - сказал он. - Не отвлекайся мыслями о
суетном. Что ты видишь - сияние венца, блеск молнии, свет? Я не в силах
разобрать этого, потому что лицо твое меняется. Постись, молись и ты
услышишь... "Радуйся, Мария!.." Ласково начинается слово Божье. Попытайся
разобрать, что было дальше.
Стараясь скрыть волнение, Мария подошла к полке с посудой, сняла
висевшую там медную кружку, наполнила ее свежей водой, взяла горсть фиников
и с поклоном поднесла угощение старцу.
- Благодарю, я не голоден и не хочу пить, - сказал тот. - Присядь.
Мне нужно поговорить с тобой.
Мария взяла низенькую скамеечку, села у ног раввина и, склонив голову,
приготовилась слушать.
Старец перебирал в уме слова. Высказать то, что он желал, было трудно.
Надежда была столь призрачной и неуловимой, что он был не в силах найти
слова столь же призрачные и неуловимые, чтобы не перегрузить и не превратить
в действительность. Ему не хотелось пугать мать.
- Мария, - сказал наконец раввин. - Здесь, в этом доме, словно лев
во пустыне, рыщет тайна... Ты не такая, как другие женщины, Мария, разве ты
сама не чувствуешь этого?
-- Нет, я не чувствую этого, старче, - пробормотала Мария.-- Я такая
же, как все женщины. Мне нравятся все женские заботы и радости: я люблю
стирать, стряпать ходить за водой к ручью, болтать с соседками, а по вечерам
сидеть на пороге дома и смотреть на прохожих. И сердце мое, как и сердца
всех женщин, старче, полно страдания.
- Ты не такая, как другие женщины, Мария, - торжественно повторил
раввин и поднял руку, не допуская никаких возражений.--А сын твой...
Раввин умолк. Найти слова, чтобы выразить то, что он хотел, было самым
трудным. Раввин глянул в небо, прислушался. Птицы на деревьях либо
готовились ко сну, либо, наоборот, пробуждались. Свершалось круговращение:
день спускался лкодям под ноги.
Раввин вздохнул. Почему дни проходят, почему один день яростно теснит
другой, рассветы сменяются сумерками, движется солнце, движется луна, дети
становятся взрослыми, черные волосы - седыми, море поглощает сушу, горы
осыпаются, а Долгожданный все не приходит.
- Мой сын... - сказала Мария, и голос ее задрожал.
- Мой сын, старче?
- Он не такой, как другие сыновья, Мария, - решительно произнес