"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

хлопот хоть отбавляй. Принеси-ка мне лучше сыру, а я тебе за него рыбы дам.
Ты - мне, я - тебе, вот что есть Мессия!
Он засмеялся и повернулся к своим работникам:
- Ну-ка, живей, ребята! Разведем огонь, сварим ухи да похлебаем.
Солнце уже высоко над головой.
Филипп уж было собрался сгонять своими ножищами стадо в один гурт, но
вдруг остановился. На узкой тропинке, извивавшейся по берегу вокруг озера;
показался нагруженный непосильной ношей ослик, а за ним - босой, с грудью
нараспашку крупный рыжебородый мужчина. В руках у него была раздвоенная
хворостина, которой он торопливо нахлестывал животное,
- Глянь-ка, не Иуда ли это Искариот, зловещая борода?! - сказал
чабан, не двигаясь с места. - Он снова стал ходить по селам - то мотыгу
изготовит, то мула подкует. Пойдем послушаем, что он нам скажет.
- Будь он проклят! - пробормотал почтенный Зеведей. - Не нравятся
мне его волосы. Слышал я, такая же борода была у его праотца Каина.
- Он, злополучный, родился в Идумейской пустыне, где до сих пор
рыскают львы, так что не нужно держать на него обиды, - сказал Филипп и,
сунув два пальца в рот, принялся свистеть погонщику осла.
- Иуда! - закричал он. - Добро пожаловать! Иди сюда, дай-ка на тебя
взглянуть!
Рыжебородый сплюнул и выругался: он явно недолюбливал и пастуха
Филиппа, и дармоеда Зеведея, но он был кузнецом, человеком зависимым, и
потому подошел ближе.
- Что нового слыхать в селах, по которым тебя носит? Что случилось в
поле? - спросил Филипп. Рыжебородый остановил ослика, схватив его за хвост.
- Все просто чудесно, Господь премного милосерд, любит свой народ, за
то Ему и слава! - ответил он, сухо рассмеявшись. - В Назарете Он распинает
пророков, на поле насылает наводнение и отнимает хлеб у своего народа. Разве
вы не слышите? Плач стоит над полем: женщины оплакивают зерно, словно дитя
родное.
- Все, что вершит Бог, вершится во благо, - возразил почтенный
Зеведей, досадуя, что лишние разговоры только наносят ущерб его добру. --
Что бы ни свершил Бог, я Ему верю. Бог меня хранит, даже если все утонут, а
я один спасусь. Бог меня хранит, даже если все спасутся, а я один утону. Все
равно я в Него верую. Дважды два - четыре!
Услыхав эти слова, рыжебородый забыл, что зарабатывал на хлеб
поденщиной и зависел ото всех. Зло взяло его, и он процедил сквозь зубы:
- Ты веруешь, почтенный Зеведей, потому только, что Всемогущий помог
тебе хорошенько устроить свои дела. Твоя милость имеет в своем распоряжении
пять лодок да пятьдесят рыбаков, которых держит в неволе и дает им на
прокорм ровно столько, чтобы они ноги не протянули от голода да имели силы
гнуть на тебя спину, в то время как твоя милость знай только набивает себе
до краев сундуки, брюхо да кладовые. Оттого ты воздымаешь руки к небу и
твердишь: "Бог справедлив, я в Него верую! Мир прекрасен, и да будет он
всегда неизменным!" Но спроси про то Зилота, которого распяли третьего дня,
потому что он боролся за нашу свободу; спроси крестьян, у которых Бог за
одну ночь отнял весь их годовой урожай и которые теперь ползают в грязи,
собирая остатки и оплакивая погибшие посевы; спроси про то у меня, потому
как в своих странствиях по селам я вижу и слышу страдания Израиля! Доколе?
Доколе?! Ты никогда не задавался этим вопросом, почтенный Зеведей?