"Сергей Казменко. Послание" - читать интересную книгу автора

мы вдвоем с Менаром поскакали туда. Тогда тоже светила полная луна...
Почему тоже? О, проклятая тварь, и этот туда же! Я изо всех сил ударил
Диггана плеткой и развернул почти на месте. Он чуть не свернул на ту
тропинку, на ту самую, по которой я как безумец не раз скакал ночами. Но
нет, там, куда он хотел меня принести, больше ничего нет. Там пустыня, и
тот источник засыпан, уничтожен. Я не был там, но я знаю. Они не
осмелились бы ослушаться моего приказа. Но Менар, которого я считал своим
другом, своим единственным другом - он узнал об этом раньше, чем мои воины
успели схватить его. И мне никогда, никогда не узнать теперь, правды ли
сказала она мне той ночью! Никогда, никогда! Проклятый Менар, ну чем я
хуже тебя, ну почему меня нельзя любить?! И я пришпорил Диггана и погнал
его вскачь, не разбирая дороги, прочь от людей, прочь от стражи, которая
не сегодня-завтра набросится на меня сзади и порубит на куски, туда, к
голым вершинам холмов, туда, где я могу остаться один. Какие-то ветви
хлестали меня по лицу, и я выхватил меч и стал рубить все подряд, все, что
вставало мне поперек пути. И вдруг в глазах у меня потемнело. И я очнулся.
Я стоял, тяжело дыша, на вершине какого-то холма. Сердце безумно
колотилось в груди, не хватало воздуха, и ноги дрожали от усталости и
напряжения. А в руке - в руке моей была какая-то алюминиевая трубка, вся
изогнутая и помятая, как будто ей долго-долго колотили по камням. Да так и
было, наверное, ведь в своем безумии, передавшемся мне через века от
безумного правителя Кьерра, я вырвал одну из стоек, что поддерживали тент
у входа во дворец, и крушил ею все подряд на своем пути. Хорошо еще, что я
пришел в себя раньше, чем мне встретился хоть кто-нибудь живой, а не тени
из далекого прошлого. Но я, наверное, наделал шуму: оглядевшись, я увидел,
как со стороны лагеря - отсюда до него было километра полтора, и он теперь
был ярко освещен, как вечером, перед отбоем - в мою сторону едет с
зажженными фарами джип. Собственно, только пляшущий свет его фар и был
различим во тьме под холмом.
Я отбросил в сторону алюминиевую трубку и опустился на землю. Сил для
того, чтобы стоять, у меня больше не было.
Я больше не входил во дворец. Не думаю, чтобы безумие Кьерра снова
вселилось бы в меня - слишком велико было потрясение от первого раза,
слишком сильно изменило оно мой взгляд на жизнь. Но я чувствовал, что и
Вернел, и остальные очень беспокоятся за меня, и не хотел волновать их без
нужды. И мне не нужно было возвращаться в тот зал, чтобы увидеть снова его
- каменная резьба навеки застыла в моей памяти. Правитель Кьерр думал, что
сумел скрыть навеки, потопив в крови, свое горе и свое унижение - но
помимо своей воли собственными руками он сотворил каменные письмена,
которые мое сознание сумело прочесть спустя многие столетия. Лишь потому,
что и сам я был в состоянии, во многом сходным с тем, которое двигало его
руками, когда он покрывал узорами стены своего зала. И сам я тоже способен
был отправить в неведомое будущее столь же страшное послание - я вспомнил
картину, которую писал накануне поездки к Вернелу. Мы с Кьерром оказались
в чем-то очень близки, несмотря на все разделявшее нас время, несмотря на
разницу в нашем воспитании, поведении, в нашем культурном окружении. Мы
оказались близки в чем-то очень глубинном - и потому я смог прочитать его
невольное послание. И потому кто-то еще сможет прочитать и мое послание,
если я его не уничтожу собственными руками.
От одной мысли об этом мне становится не по себе. И не дает мне покоя