"Сергей Казменко. Последний корабль" - читать интересную книгу автора

это знаю абсолютно точно - можно будет увидеть корабль. Я вынимаю руку из
грязи, протягиваю ее вперед и хватаюсь за один из сучков. Еще одно усилие
- и я уже лежу у самого бревна и могу приподняться над топью, опершись о
него локтями.
Но я этого не сделаю. Минут пять, не больше, чтобы не забыться и не
потерять над собой контроля, я лежу отдыхая. Потом приподнимаюсь и
осторожно, чтобы меня не заметили, высовываю голову из-за бревна. Я вижу
корабль на горизонте, едва заметный в пелене мелкого дождя.
Все. Дальше я не пойду. Ни за что на свете не сделаю я больше ни
одного движения вперед. Я уже говорил себе это не раз, пока полз сюда, я
прекрасно помню это, как помню и то, что никакие обещания не смогли
сдержать моего движения вперед. Но теперь - совершенно другое дело. Теперь
я остановился у последнего рубежа, ступить за который не имею права. Я
почти ощущаю его, этот рубеж. Здесь, так близко от цели, он кажется почти
материальным, и это придает мне уверенность в том, что я смогу зацепиться
за него и не двинуться дальше.
Я не имею права сделать это.
Я знал это все время, пока полз сюда. Знал, что не имею права
переступить этот рубеж. Знал, что не имею права даже высунуться чуть
больше - ведь тогда меня могут заметить с корабля. Я знал все это. И
все-таки, пока полз вперед, несмотря ни на что, несмотря ни на какие
клятвы себе самому, я на что-то надеялся. Где-то в самой глубине души
жила, оказывается надежда как-то обойти запрет, который я сам себе
поставил. Бродди, наверное, назвал бы это "синдромом надежды" и потом
долго-долго выспрашивал бы меня о том, что же я чувствовал и о чем думал
все эти дни, пока полз к кораблю, понемногу выуживал бы из меня самые
неожиданные признания, анализировал бы все это, сопоставлял, а потом,
через месяц или два таких мучений с глубокомысленным видом заявил бы: как
он и предполагал с самого начала, в основе всех моих возвышенных
устремлений лежат совершенно низменные мотивы, и врачебная этика не
позволяет ему раскрывать их суть, чтобы потом не пришлось лечить меня от
комплекса неполноценности.
Но Бродди улетит, так ничего и не узнав. Никто и никогда ничего не
узнает. И мир этот - Тэсхо-иии - так и останется лишь еще одним из
обследованных в свободном поиске миров, лежащих за границами сферы
экономических интересов человечества. Здесь останется обелиск с капсулой,
останется радиомаяк на орбите, который рассчитан на полмиллиона лет
работы, останутся обломки моего флаера, утопленные в болотистом лесу. И
останусь я.
Корабль уйдет сегодня вечером. У меня нет часов, я не знаю, какой
сегодня день, сколько суток пробыл я по ту сторону смерти и как долго полз
к кораблю. Но я точно знаю, что корабль уйдет сегодня вечером. Мой
последний корабль. Люди еще прилетят сюда. Нескоро, но прилетят. Через сто
лет. Через двести лет... Когда-нибудь. Люди всегда возвращаются. Но меня
здесь уже не будет. Для меня этот корабль - последний.
Много их было - последних кораблей. На которые опаздывал по глупости
или по забывчивости. Или же просто не сознавая, что они уходят навсегда. И
они уносили с собой друзей и любовь, мечты и надежды, и только потом,
много дней или лет спустя приходило понимание невосполнимости потери.
Каждый человек не раз провожает в своей жизни последние корабли. Иногда