"Сергей Казменко. Факел разума" - читать интересную книгу автора

мало ли макулатуры тогда печатали. Взять хотя бы эту, тьфу, "Рабочую
гордость" Хухрякова - да таких книг тогда было до черта! И вот приносил
человек домой агинку и ставил ее на полку. А она же, зараза, живая, ее же
карры специально нам на погибель такой сделали. Я не раз потом видел, как
дальше-то все происходит. Поначалу, значит, она намертво слипалась с
соседними книгами, так что и отодрать было невозможно, и раскрыть не
удавалось. Ну как бы клеем все страницы слеплены. Если никто не пытался их
достать и раскрыть часа два-три, то ничего и заметить было невозможно -
стоят себе книги на полке и стоят. Ну а потом они разлеплялись, и рядом
стояло уже несколько агинок. Причем совершенно разных, вот что
поразительно. И каждая из них была способна поглощать новые книги. И
каждая из них была опасна, потому что человек, взявшийся ее читать,
неизбежно превращался в гвельба. Ну а про гвельбов я вам рассказывать не
стану, гвельбов вы и без меня видели.
Так вот и с моей библиотекой случилось. Слышал я от некоторых
знакомых, что такое происходит. И еще заметил, что многие из тех, с кем
такое вот дело случилось, вскоре заболевают той самой странной болезнью. И
вот когда с моей собственной библиотекой случилась эта страшная вещь, я и
подумал, что, значит, сам с ума схожу. Не знал я тогда, что это зараза
книги мои пожрала, я думал, что сам ума лишился и на месте нормальной
книги черт те что вижу. Страсть как перепугался. Хорошо еще, Настасьи дома
не было, у родственников они с сыном гостили, а то не знаю, что бы
случилось.
Ну вот, обнаружил я это дело утром, перед выходом на работу. Можете
вообразить, каково мне было. Но взял себя в руки, собрался, поехал. Хожу
по своему отделу - и на полках-то книжных то же самое вижу. Ну ни одного
названия знакомого, а все то же самое. Все, думаю, конец мне пришел. Так,
знаете, горько сделалось. Уж лучше бы, думаю, под трамвай попасть или
утопиться - насмотрелся уже на гвельбов и самому таким стать ну никак не
хотелось. А сказать кому-нибудь, что со мной творится, не решаюсь - тогда
слухи ходили, что это все заразно, на взводе люди были.
И вот, представьте, стою я в полном смятении за прилавком, и подходит
ко мне молодой такой детина. Рожа красная, здоровая. Книгу, говорит,
купить хочу. Дядька у меня, говорит, книголюб, иду к нему на юбилей, надо
что-то преподнести - а сам знаки такие пальцами делает. Ну всем тогда
понятно было, что означают - хорошую-то книгу купить просто так было давно
уже невозможно, а из-под прилавка с доплатой удавалось. Тем, у кого деньги
были. Но я этим никогда не промышлял, потому сделал вид, что не понял.
Вон, говорю, книги, хорошие, выбирайте. А сам не знаю уж почему его и
спрашиваю: а что, дескать, богатая у вашего дяди библиотека? Что, мол, за
книги там у него: классика, современная литература, поэзия? А, говорит,
Толстой там всякий да Гоголь с Моголем. И заржал еще так, будто что
остроумное сказал.
А я, знаете, в таком состоянии был, что собой уже не владел. Ну почти
что с ума сходил - только потому так себя и повел дальше. Только потому,
наверное, мы с Настасьей Тимофевной и уцелели. Я как услышал про Гоголя с
Толстым, так сразу ну словно бес какой в меня вселился. И нашептывает,
нашептывает: дескать должен ты себя на них проверить, и все тут. Ну не
смешно? Пошел бы в библиотеку какую или еще куда - нет, обязательно мне
было к тому дядьке переться. В общем, почти совсем свихнулся.