"Кирилл Казанцев. Последняя обойма ("Константин Шумов") " - читать интересную книгу автора

все и случилось.
Но тип в плаще не собирался успокаиваться.
- Так где же все-таки машина? - осведомился он с ухмылкой. - Нам бы
хотелось на нее посмотреть. Вы же провели там бурную ночь? Может, та девка
забыла в машине губную помаду?
- Или трусы? - в тон ему отозвался я. - Могу точно сказать: лифчик она
не потеряла, потому что лифчика на ней не было. Не волнуйтесь насчет машины.
Вы же слышали - мой шеф пригонит ее сюда. Он человек ответственный. - Я
вложил в это слово особый смысл.
- Ну и ладно. - Следователь, похоже, окончательно утомился и желал как
можно скорее остаться в одиночестве. - Козлов, отведи его в камеру.
- Счастливо оставаться. - Я пожал немного ошарашенному следователю
руку, но Козлов бесцеремонно вытащил меня в коридор.
- Сейчас прогуляешься на интересную экскурсию, - пообещал он, слегка
постукивая кулаком по моему невезучему позвоночнику.
- Мне кажется, там нет ничего интересного, - сказал я. - Разве что вы
теперь ставите в камеры цветные телевизоры и финскую сантехнику.
Переступив порог камеры и услышав за спиной лязг закрывающейся двери, я
осмотрелся и вздохнул. Финской сантехникой здесь и не пахло.
Здесь пахло совсем другим.

Глава 15

В самой дерьмовой ситуации можно при желании выискать свои
положительные стороны. Сейчас была именно такая - особенно по запаху -
ситуация. И я решил использовать ее для того, чтобы вздремнуть хотя бы пару
часов.
С некоторым сожалением я постелил на пол куртку - очень трудно потом
будет отстирать - сел на нее и привалился к холодной стене. И закрыл глаза.
Сначала мне казалось, что я вот-вот засну, и я терпеливо сидел с
закрытыми глазами, ожидая желанного момента. Но сон не шел.
Может быть, в этом была виновата не слишком располагающая к отдыху
обстановка, может быть, я слишком переволновался, ведь причин для волнения
была масса - Сидоров, моя машина, Макс... Может быть, мне мешали заснуть
соседи по камере. Их было четверо. Один спал, но не крепко - периодически
вскрикивал, бормотал что-то, размахивал руками, потом просыпался,
осматривался ошалевшими глазами, вспоминал, где находится, и укладывался
снова. Второй рассказывал анекдоты, причем делал это довольно своеобразно:
он излагал сюжеты нудным, еле слышным голосом, словно наказание за
провинность. Его слушали двое - бородатый старичок бомжеского вида и
широкоплечий мужик в ватнике. Старичок то и дело взрывался отвратительным
визгливым смехом, а мужик в ватнике тупо смотрел в пол и совершенно не
реагировал - ни смехом, ни мимикой.
При каждом очередном смешке бородатого старика я вздрагивал. Примерно
через час я понял, что заснуть мне не суждено. И я принялся изучать надписи
на стенах камеры. Они привели меня в философское настроение. Захотелось
порассуждать о бренности всего земного, о тщетности и суетности бытия. И
зафиксировать вывод афоризмом: "Все бабы - бляди. Особенно
Нинка-официантка".
После десяти утра моих соседей стали по одному вызывать на допросы. К