"История Биафры" - читать интересную книгу автора (Форсайт. Фредерик)

Неудавшийся контрпереворот

Некоторые люди (из тех, кто всегда пытается отделаться поверхностными объяснениями) предполагали, что попытка переворота, предпринятая младшими армейскими офицерами (северянами по происхождению) 29 июля 1966 года, была прежде всего вызвана желанием отомстить за убитых в январе этого же года троих старших офицеров, также северян по рождению. Конечно, задолго до этого второго переворота на Севере все громче и громче раздавались требования казнить январских заговорщиков, не в качестве возмещения за смерть политиков, о чьей кончине почти никто и не жалел, а как возмездие за расстрел бригадного генерала Маймаллари и полковников Пама и Ларгемы.

Довод этот не убедителен. Кроме этих троих в январе были также убиты три полковника-Йоруба и два майора-Ибо. Ключ к разгадке причин, по которым эти офицеры подняли мятеж в июле, скорее всего заключается в слове, послужившем сигналом ко всей операции: АРАБА. На Хауса это означает «отделение».   И хотя сильный элемент мести присутствовал как во всем этом предприятии вообще, так и во всем, что произошло потом, главной их целью было осуществление давнишнего стремления народных масс Севера раз и навсегда отделиться от Нигерии.

В этом, да и во всех других отношениях, переворот и контрпереворот коренным образом отличались друг от друга. В первом случае во всем было свирепое желание освободить Нигерию от огромного количества бесспорных бед. Переворот этот был реформаторским по мотивировке, кровопролитие было минимальным — 4 политика и 6 офицеров. Он был по сути направлен вовне и не регионален по ориентации.

Июльский контрпереворот был полностью региональным, так сказать обращенным вовнутрь, реваншистским, сепаратистским по сути и совершенно излишне кровавым по исполнению.

За несколько лет до этого было замечено, что хотя большая часть солдат пехоты — северяне, из которых примерно принадлежит к народу Тив, почти 70 % получивших офицерское звание — родом с Востока. Хотя это нельзя назвать случайностью, однако никакой преднамеренности в этом факте не было, несмотря на то, что впоследствии пытались утверждать обратное.

Уже в самом начале существования Нигерийской армии в ней большое значение при предоставлении офицерского звания придавалось уровню образованности кандидата. Как можно заметить по количеству школ на территории области (о чем уже говорилось ранее), на Севере постоянно существовала нехватка образованного персонала.

В 1960 году, в год предоставления Независимости, было произведено в офицеры всего шесть северян. Новый министр обороны альхаджи Рибаду (Хауса) издал приказ о том, что 50 % офицерского состава должно быть набрано на Севере. Однако этого нельзя было достичь так вот сразу. И тем не менее, в 1966 году в армии было уже гораздо больше молодых офицеров-северян, так что хотя июльский переворот и был несомненно спланирован маленькой группой старших офицеров, его непосредственное исполнение выпало на долю этих лейтенантов.

Внутри самой армии распределение офицеров отражало все региональные особенности Нигерии, и опять-таки сделано это было непреднамеренно, только на основе образовательного уровня и склонностей. Подавляющее большинство офицеров-северян служило в пехотных частях, тогда как части технические — склады, радио, инженерные, ремонтные соединения, транспорт, медицина, разведка, обучение и артиллерийско-техническое снабжение — были заповедной зоной людей с Востока. Когда июльский переворот созрел, то для того чтобы в их власти оказалась вся остальная армия, а следовательно, и вся страна, мятежникам надо было только захватить гарнизонные оружейные склады и вооружить своих людей. Что они и сделали.

Вечером 28 июля генерал Иронси обедал с подполковником Фаджуйи, военным губернатором Западной Области, в его резиденции в Ибадане. С ними был полковник Хилари Нджоку (Ибо), командир II Батальона, базировавшегося в Икедже, за пределами Лагоса.

Переворот начался с мятежа в казармах в Абеокуте (Западная Область), где возглавляемая капитаном-Хауса группа солдат в 11.00 ворвалась в офицерскую столовую и убила трех офицеров восточного происхождения. Затем они окружили казармы, разоружили солдат-южан охраны, захватили оружейные склады и вооружили солдат-северян. Был подан сигнал боевой тревоги, после чего разбуженный гарнизон выстроился на плацу. Солдат-южан отделили и заперли на гауптвахте, а тем временем северяне устроили повальный обыск — искали тех, кого не оказалось на плацу. К рассвету большинство офицеров-южан и младшего командного состава были собраны вместе. На заре их вывели с гауптвахты и расстреляли.

Тем временем мятежники по всей видимости дозвонились до II Батальона в Икедже и в VI Батальон в Ибадане и сообщили о том, что произошло. К трем часам утра одному капитану-Ибо удалось бежать из Абеокуты: он тоже позвонил, но в штаб Армии в Лагосе и доложил о том, что, как он думал, было простым мятежом. В Генштабе в отсутствие Иронси старшим по должности был его начштаба подполковник Говон. Он принял командование на себя.

До сих пор идут горячие споры о том, сделал ли он это для того, чтобы иметь большую возможность управлять ходом переворота и той резней, что последовала за ним, или же он пытался все это предотвратить. Говон заявляет, что не имеет ничего общего с переворотом, но его дальнейшее поведение ставит правдивость этого утверждения под сомнение, так что вполне может оказаться, что он был не очень колеблющимся сообщником — как до, так и после свершившегося.

Новости дошли также и до генерала Иронси. Вскоре после полуночи трое офицеров собрались на совещание и решили, что Нджоку должен вернуться в Лагос на гражданской машине, чтобы попытаться взять под контроль ход событий и нейтрализовать «мятеж».   Нджоку ушел, чтобы зайти домой и переодеться. Оказавшись на улице, он увидел, как из двух припарковавшихся Ленд Роверов высаживаются солдаты. Они дали по нему очередь из автоматов, и раненный в ногу Нджоку убежал. После того, как ему оказали помощь в госпитале Ибадана, Нджоку, переодетый священником, отправился назад на Восток, в то время как патрули обыскивали из-за него всю Западную Область, а заградотряды на дорогах получили приказ немедленно застрелить его. Именно настойчивость, упорство и продолжительность охоты за офицерами — выходцами с Востока, которая продолжалась еще долгое время после того, как Говон от имени мятежников взял верховную власть, подтверждают правильность сомнений как в политическом характере переворота, так и в том, что Говон был не причастен к тому, что произошло.

На самом же деле солдаты-южане в личной охране генерала Иронси были еще до полуночи разоружены их коллегами-северянами, которые получили в подкрепление еще 24 солдата-северянина, присланных из штаба IV Батальона в Ибадане. Этим батальоном после последовавшей в январе смерти полковника Ларгемы командовал полковник Акахан (Тив с Севера). Вновь прибывшими командовал майор Теофил Данджума (Хауса), который теперь занимал пост помощника командира гарнизона Энугу.

Иронси и Фаджуйи, находившиеся в доме, услышали стрельбу и послали лейтенанта Нванкво, адъютанта Иронси от ВВС, узнать, что происходит. (Армейский адъютант, лейтенант Белло (Хауса) тихонько исчез, хотя и нет доказательств, что он как-то связан с переворотом). Спустившегося вниз Нванкво арестовали, связав ему руки. Прождав почти до рассвета, полковник Фаджуйи сам спустился узнать, что произошло с Нванкво. Его тоже арестовали. Наконец, к 9.00 майор Данджума поднялся наверх, нашел генерала Иронси и арестовал его. Генерала тоже увели вниз.

Из тех, кто знал о том, что произошло, только лейтенант Нванкво дал свидетельские показания. Федеральное правительство предпочло опустить надо всем происшедшим завесу тайны. То, о чем пойдет речь далее, стало известно из рассказа Нванкво.

Всех троих раздели и выпороли кнутами. Затем посадили в разные грузовики, и конвой, возглавляемый майором Данджумой, отправился в путь. На перекрестке Мокола, где дороги разделяются — одна ведет к городу Ойо, а другая к казармам Летмаук, месту расквартирования IV Батальона — конвой разделился. Данджума свернул в Летмаук, предварительно шепотом отдав какое-то приказание лейтенанту Валбе, командиру охраны генерала Иронси. Остальные поехали дальше. Проехав 10 миль, машины остановились, и троим арестованным было приказано выйти. Их заставили пойти по узкой тропинке к зарослям кустарника. Потом их остановили, избили, да так, что они едва могли идти. Пинками их погнали вперед к ручью, который они не смогли перейти, настолько они были слабы. Тогда их перенесли через ручей. Пленники прошли еще несколько ярдов вперед по тропе, а потом их заставили лечь лицом вниз на землю и снова избили. Именно здесь Нванкво удалось развязать проволоку, которой были закручены его руки, и кинуться в кусты. Он убежал. Двое других, полумертвые от перенесенных мучений, были прикончены выстрелами из пулемета системы Стена. Потом полиция нашла их тела и похоронила на кладбище в Ибадане, откуда через шесть месяцев их забрали и перезахоронили — каждого в его родном городе.

На рассвете 29 июля убийства офицеров и солдат — выходцев с Востока начались по всей Нигерии со скоростью, организованностью и единообразием, которые свели на нет все последующие отговорки о якобы спонтанном их характере. В казармах Летмаук в Ибадане полковник Акахан утром заявил, что ничего не знает о том, что ночью случилось с генералом Иронси. Однако, очень маловероятно, чтобы солдаты, транспорт, оружие и боеприпасы, использовавшиеся при осаде Дома Правительства, были взяты без ведома командира. В 10.00 полковник Акахан созвал офицерское собрание, на котором сам не присутствовал. Когда офицеры собрались, всех уроженцев Востока увели на гауптвахту, а потом перевели в мастерскую по шитью одежды. В полночь того же дня в окно этой мастерской было брошено 36 ручных гранат. Тех, кто после этого остался жив, пристрелили. Солдат — уроженцев Востока заставили смыть всю кровь, а потом увели и расстреляли. Так же были расстреляны все, кто был родом из Восточной Области в свите генерала Иронси. Во второй половине дня 30 июля полковник Акахан собрал солдат-северян и поздравил их, добавив, однако, что убийств больше не будет, поскольку «все теперь пришло в равновесие».  

Поверив этому, солдаты с Востока вышли из своих укрытий, но той же ночью на них была устроена облава и те, кого поймали, были безжалостно убиты. Убийства, сопровождавшиеся насилиями над женами выходцев с Востока, продолжались еще несколько дней. В самом Ибадане царил страх. Полковник Акахан стал впоследствии начальником штаба армии у Говона.

В Икедже события развивались примерно так же. Утром 29-го полковник Говон прибыл из Лагоса, расположенного в 15 милях от Икеджи. Около пяти часов утра солдаты-северяне взяли в кольцо всех уроженцев Востока, включая и гражданских лиц, полицейских и таможенников, работавших в близлежащем аэропорту. К полудню 29 июля на гауптвахте было уже 200 арестованных. Вечером прибыл лейтенант Вальбе и доложил полковнику Говону об аресте и смерти генерала Иронси. На следующий день всех штатских выпустили с гауптвахты, а имена военных переписали. Из этого списка были вызваны все офицеры и солдаты — в порядке старшинства. 8 офицеров в звании от майора до второго лейтенанта и 52 военнослужащих — от уорент-офицера и ниже, были расстреляны. Убийства, как обычно, сопровождались избиением, но после того как один капрал-Ибо убежал (и выжил, чтобы рассказать о происшедшем), всем оставшимся надели наручники и увели для расстрела на площадку за гауптвахтой. Когда солдаты-северяне уставали стрелять, они брались за ножи и перерезали жертвам горло. Перед смертью многих пленных секли кнутом, заставляли лежать в лужах мочи и экскрементов и пить из них. Капитан Окойе должен был улететь в США на учебу, но его перехватили в аэропорту Икеджи и привезли в казармы. Там его привязали к железному кресту и забили почти до смерти; потом, так и не отвязав от креста, бросили в камеру, где он и умер.[6]

Все это случилось менее чем в 18 метрах от того места, где полковник Говон устроил свой штаб, где он был облечен высоким званием Верховного Главнокомандующего вооруженными силами. Из этого штаба он объявил миру, что пытается не допустить раскола страны в кризисное время.

Несмотря на последующие уверения в том, что все происшедшее было мерой единовременной, есть показания очевидцев, что еще в течение четырех недель отмечались спорадические вспышки насилия. 22 августа молодой офицер-северянин привез из тюрьмы Бенин-Сити заключенных, которые принимали участие в январском заговоре (очевидно, послужившем причиной июльского переворота). Пятеро из них были убиты. В тот же день распространилась новость о том, что полковник Оджукву на Востоке потребовал репатриации всех офицеров и солдат родом с Востока. Тогда лейтенант Нуху отдал приказ, чтобы оставшихся 22 пленников — сержантов и унтер-офицеров — казнили, что и было исполнено.

Задолго до этого дня полковник Говон заявил миру, что убийства прекращены и что «обстановка вновь нормализовалась»…  

Полковник Акахан и майор Данджума были не единственными, кто получил повышение за такие дела, за которые обычно отправляют на виселицу. В Макурди, в самом сердце земли Тивов, отряд из состава VI Батальона Ибадана прибыл между 11 и 14 августа. Были арестованы и посажены в тюрьму 15 солдат — уроженцев Востока. 16 августа командовавший отрядом майор Дарамола объявил, что их отвезут в Кадуну, а затем на самолете переправят обратно домой. Конвой отправился в дорогу; замыкал колонну майор Дарамола. Проехав 50 миль, конвой остановился и повернул в заросли, где ждала команда, выделенная для расстрела. Троим арестованным удалось бежать, они выпрыгнули из грузовика и стремглав бросились в высокую траву. Потом они пешком добрались до дома и обо всем рассказали. Подполковник Дарамола теперь командует VIII Бригадой Второй Дивизии нигерийской армии, расквартированной вдоль дороги Энугу — Онитша, ведущей из села Абагана в Уди.

Но хватит об июльских убийствах. Они очень детально и точно описаны в других источниках. Достаточно сказать, что во всех казармах и гарнизонах в Лагосе, Западной и Северной Областях все происходило точно так же. Солдаты-северяне захватывали склады оружия, вооружались, арестовывали и сажали под замок своих коллег с Востока, а потом забирали многих из них и отводили на расстрел. Некоторым удалось убежать и пробиться назад, на Восток, где год спустя они составили основу армии Биафры. Среди старшего офицерского состава большинство пехотных офицеров было убито, а те, кто выжил, главным образом служили в технических частях, вот почему и в нынешней армии Биафры офицеры, бывшие в нигерийской армии в звании от майора и выше, служили главным образом в технических, а не в строевых частях. К тому времени как все кончилось, почти 300 офицеров и солдат были убиты или пропали без вести. Как единое целое, как действительно общенигерийский институт, в котором люди независимо от племенной принадлежности и национальности, культуры или вероисповедания могли жить бок о бок и называть друг друга товарищами, армия была непоправимо разрушена. А ведь армия была последним таким государственным институтом. Несмотря на то, что случилось — и раньше, и потом — несмотря на все усилия (которые могли бы принести положительный результат) сохранить единство Нигерии хотя бы в какой-то форме, если про какой-то момент истории и можно сказать, что именно тогда умерло единство страны, то это случилось тогда, когда генерал по прозвищу Джонни Железнобокий рухнул в пыль на окраине Ибадана.

Целью контрпереворота отчасти была месть за чисто партийный январский путч, а отчасти и отделение Северной Области. Сразу после того как полковник Говон перебазировался в казармы Икеджи, над их главными воротами взвился странный флаг, который оставался там 18 дней. На нем было пять горизонтальных полос: красная, желтая, черная, зеленая и хаки. Это был флаг республики Северная Нигерия. В течение трех дней в Лагос и Западную Область направлялись автобусы, грузовики, автомобили, поезда и самолеты для того, чтобы вывезти обратно домой огромное количество северян.

Гарнизоны в Лагосе, на Западе и на Севере контролировались частями, которыми командовали офицеры-северяне, и пока продолжались убийства солдат с Востока, подполковник Хассан Кацина, Военный губернатор Северной Области, был на стороне бунтовщиков, дав таким образом повод подозревать, что если он сам и не был одним из зачинщиков переворота, то уж по крайней мере знал, что затевалось. Заступиться за Западные области было некому. Полковник Фаджуйи был убит, и больше никто не мог защитить Лагос.

На Среднем Западе переворота не было, впрочем там не было и большого количества солдат-северян. Это был слишком маленький район, чтобы о нем беспокоиться. На Востоке был сильный губернатор, лояльный гарнизон и никаких попыток переворота. В результате законное правление в этой Области и не прерывалось.

Когда стало ясно, что офицеры-северяне намерены отделиться, как будто холодным ветром повеяло во многих кругах, и не в последнюю очередь в Британском Верховном Комиссариате. С Востока полковник Оджукву узрел огненные письмена на стене и, связавшись по телефону, настойчиво потребовал у бригадного генерала Огудипе (Йоруба), старшего по званию офицера в армии и законного преемника генерала Иронси, взять власть и объявить себя Верховным Главнокомандующим. Оджукву пообещал в таком случае признать Огунди в этом качестве. Йоруба не слишком высоко оценивал свои шансы и после глупейшего трехминутного выступления по радио, в котором он просил всех сохранять спокойствие, сбежал сначала в Дагомею, а потом в Лондон, где через несколько месяцев согласился занять пост Верховного Комиссара Нигерии. Тем временем Верховный Комиссариат и все остальные предпринимали бешеные усилия, чтобы отговорить Север от отделения. Однако, в своих требованиях офицеры-северяне не были одиноки. «За самостоятельность и независимость»    — лозунг на знаменах мятежа в мае прошлого года и июньского меморандума эмиров все еще оставался актуальным для большинства северян. Был только один способ удержать их в составе Нигерии: осуществить на деле старую альтернативу — «или мы всем управляем, или мы уходим».   Впоследствии, из рассказов высокопоставленных чиновников, работавших тогда в Лагосе, стало известно, что Британский Верховный Комиссар сэр Френсис Камминг-Брюс утром 1 августа провел шестичасовую встречу один на один с Говоном. Затем Говон переговорил со своими друзьями-северянами. К полудню полковник Оджукве позвонил Говону из Энугу, чтобы узнать, что тот намеревается делать. Ему ответили, что все остаются в Лагосе и принимают на себя управление страной. Когда Оджукву начал протестовать, Говон ответил: «Этого хотят мои ребята, и они это получат».   Вот так они и остались. Первое радиообращение Говона к нации, уже заготовленное и записанное на пленку, было в спешке и не слишком умело отредактировано. Вот что он сказал:

«Теперь я приступаю к наиболее трудной, но и наиболее важной части моего заявления. Я делаю это, полностью осознавая, как разочарованы и огорчены будут все те, кто по-настоящему любит Нигерию и предан единству Нигерии — как в стране, так и за ее пределами — в особенности наши братья по Содружеству. В результате недавних событий и того, что им предшествовало, и было так на них похоже, я пришел к убеждению, что мы не можем продолжать таким образом, потому что основа доверия, а также уверенности в унитарной форме управления не смогла пройти испытание временем. Я уже высказывался по данному вопросу. Достаточно здесь сказать, что после рассмотрения всех соображений — политических, экономических, да и социальных тоже — становится ясно, что основы для единства у нас нет, или же она так сильно поколеблена, да не один, а много раз, и поэтому я считаю, что необходимо пересмотреть вопрос о нашем национальном положении и посмотреть, сумеем ли мы удержать страну от сползания к полному распаду».  

У предпоследней фразы нет конца. После слов «так сильно поколеблена, да не один а несколько раз»    ожидаешь продолжения, слова «что»    и дальнейшего рассказа о последствиях этого «поколеблена».   Кроме того, совсем уж глупо предполагать, что разглагольствования о необходимости остановить сползание страны к распаду могут разочаровать и разбить сердца всем тем, кто истинно любит Нигерию. Дело же, оказывается, в том, что до редактуры в речи должно было быть объявлено об отделении Севера.

Если бы это было сделано, то безо всякого сомнения Запад, Средний Запад и Восток вскоре достигли бы приемлемого модус вивенди, а затем Север и Юг могли бы войти в Конфедерацию автономных государств, или, по крайней мере, в некую Организацию совместного управления, которая. могла бы гарантировать все былые экономические выгоды для всех заинтересованных сторон, не затрагивая при этом пороховой бочки расовой несовместимости Севера и Юга.

К этому времени Говон сам себя назначил Верховным Главнокомандующим вооруженными силами и главой Национального Военного правительства Нигерии. На Востоке полковник Оджукву, не колеблясь ни минуты, отказался признать права Говона на эти титулы. Чтобы понять, почему сегодня существует Биафра, очень важно осознать, что после 1 августа 1966 года в Нигерии не было одного законного правительства и одного режима мятежников. Было два правительства, которые фактически раздельно управляли разными частями страны.

Как это стало ясно к 1 августа, июльский переворот в корне отличается от январского еще в одном отношении. В первом случае мятежники не добились власти и кончили в тюрьме. Во втором случае они взяли под контроль Федеральное правительство и две области. Третья область признала новый режим позже. Четвертая область не сделала этого никогда, да и по закону была не обязана этого делать.

Вот почему этот переворот провалился. Его целью было отомстить (это было выполнено), а затем отделиться (а этого сделано не было). Решив взамен того пойти на полный захват власти, руководители переворота оказались перед необходимостью получить хотя бы молчаливое согласие двух областей, не затронутых переворотом. Когда такого согласия от самой большой области получено не было, Нигерия на самом деле раскололась на две части.

Но Британское Министерство по делам Содружества получило то, чего добивалось, и последовало признание. В октябре, призвав северян прекратить убийства живущих рядом с ними выходцев с Востока, Говон уже мог привести в качестве довода то, что «все вы знаете, что с конца июля Господь Всемогущий возложил ответственность за эту огромную страну Нигерию на плечи еще одного северянина…»

Вопрос о легитимности.

Одним из основных обвинений, которое предъявляют Биафре, является обвинение в незаконном характере ее правительства, тогда как правительство полковника Говона якобы остается единственным законным правительством страны. Но есть эксперты-юристы, и не все они родом из Биафры, которые утверждают, что по закону право на существование имеют оба правительства. Режим нынешнего Нигерийского военного правительства базируется на эффективном контроле над столицей и тремя бывшими областями, причем его управление распространяется более чем на 70 % населения. Дипломатический мир буквально одержим идеей столиц, так что контроль над главным городом страны очень важен. Если бы Лагос находился в Восточной Области, а Говон захватил все три окраинные области, тогда как полковник Оджукву контролировал бы только одну Восточную Область и столицу, тогда, возможно, дипломатический перевес был бы на другой стороне. Утверждения полковника Оджукву, что мятежным, а следовательно, незаконным, является скорее не его правительство, а правительство генерала Говона, основано на том, что после июля 1966 года в Восточной Области управление все время осуществлялось на законной основе. Ранее генерал Иронси был назначен на пост Верховного Главнокомандующего и главы Высшего Военного Совета почти всем составом тогдашнего кабинета министров. Если бы этот кабинет собрался на заседание после смерти премьера Балевы (тогда думали, что его только похитили) под председательством министра-Ибо, то впоследствии можно было бы утверждать, что подобное назначение было заранее организовано. Но председателем был альхаджи Дирчарима (Хауса), старший по должности министр от партии Северный Народный Конгресс (СНК).

Кроме того, генерал Иронси не оказывал ненужного давления на политиков. Как потом оказалось, он, не теряя чувства реальности, заявил им, что не может гарантировать лояльности армии по отношению к закону, если армия не примет на себя руководство. В обстановке, когда Нзеогву продвигался к Югу, а многие гарнизоны были охвачены беспорядками, это не было преувеличением. Следовательно, назначение генерала Иронси можно рассматривать, как вполне соответствующее закону. А ведь именно он назначил полковника Оджукву управлять Восточной Областью, и это также было законным назначением.

Для полковника Оджукву единственным человеком, который имел право стать преемником генерала Иронси, был следующий по званию старший офицер — бригадный генерал Огундипе. Если бы он не был назначен, то на пленарном заседании Высший Военный Совет должен был назвать преемника. Этого не произошло. Полковник Говон либо сам себя назначил на этот пост, либо был назначен мятежниками в первые три дня после 29 июля. Среди этих мятежников был только один член Совета — полковник Хассан Усман Кацина, губернатор Северной области. Даже последнее заседание Совета, на котором было утверждено назначение Говона, не было пленарным, поскольку проводилось в таких условиях, что для полковника Оджукву присутствовать на нем, а потом живым вернуться домой, было бы совершенно невозможно.

Только в Восточной Области события июля 1966 года не прервали законную преемственность управления. Порядок назначений не был нарушен. Для биафрцев их разрыв с Нигерией в мае 1967 года, с учетом отношения к их области и ее населению вообще, был вполне легитимным и соответствующим международному праву, и у этой точки зрения есть свои сторонники во всем мире.