"Джоанна Кингсли. Любовные прикосновения" - читать интересную книгу автора

такой силой, что она даже вскрикнула, как ей хотелось крикнуть и в тот день:
"Мама!" - потом это слово снова слетело с ее губ, но уже тихо, словно она
просила ту женщину вернуться: "Мама... Ох, мама!"
Когда Ларейна откинулась на подушки, поглощенная горем и чувством
утраты, перед ее мысленным взором снова вставала та прекрасная женщина на
дороге, и она продолжала размышлять о ее прощальном поклоне. Почему же
актриса, ее мать, сделала этот жест, вместо того чтобы забрать свою дочь?
Зачем кланяются актрисы? Чтобы выразить публике благодарность за
аплодисменты. И вот наконец у Ларейны появилось ощущение, что она все
поняла. Поклон матери был посланием дочери, означавшим, - что бы она ни
сделала, как бы ни исполнила свою роль, все это ради нее, Ларейны. Но,
осознав это, Ларейну охватило еще большее смятение. Оставалось еще множество
вопросов. Однако теперь Ларейна знала нечто такое, что давало ей силы
принять эти обстоятельства и приспособиться к ним. Она была здесь, в
Америке, в этом доме, с этими людьми, потому что это был дар матери, и она
хотела, чтобы Ларейна приняла его.
Она привыкла считать "Морской прилив" своим домом, а Аниту, Майка и
Мэри - своей семьей. Отец навещал их раз в три или четыре месяца и
по-прежнему оставался для нее мистической фигурой. Он проводил с ней время,
расспрашивал о ее жизни в Ньюпорте, а она отвечала ему. Но у Ларейны
создавалось впечатление, что он почти не слушает ее. Нередко его визит
неожиданно прерывался. Когда девочка в разговоре с Анитой осторожно
упомянула об отдаленности отца, пожилая дама объяснила ей, что Джип в
Вашингтоне занимается чрезвычайно серьезными проблемами, которые постоянно
давят на него. Ларейна восприняла это так, что работа для отца гораздо
важнее, чем она. Немного повзрослев, Ларейна стала задавать Аните более
подробные вопросы, касающиеся служебной деятельности Джина, и начала
понимать характер не только той работы, которую он выполнял теперь, но и
секретной миссии в Праге, где произошла его встреча с Кат.
Лари стала посещать местную школу. Ее записали там как Ларейну Дани.
Вскоре она научилась хорошо говорить по-английски, ошибки у нее
проскальзывали лишь случайно. Со свойственной американцам бесцеремонностью
одноклассники сократили ее имя и стали называть "Лари". Девочка с радостью
восприняла это как знак того, что они приняли ее в свою среду.
Однако друзей она так и не завела. Девочки не искали ее общества. В
конце концов Лари поняла, что ее отделяет от остальных детей невидимая
стена. Она жила в роскошном особняке на Золотом берегу, она была Данн и
принадлежала к ньюпортской аристократии. Остальные же школьники происходили
из семей, которые так или иначе обслуживали местную элиту. Они знали, что
отпрыски богатых фамилий с Золотого берега проводят в Ньюпорте только лето,
а образование получают в Нью-Йорке, Бостоне, Лондоне пли Швейцарии. Лари
подозревала, что поскольку она не отвечала всем требованиям золотой
молодежи, местные мальчишки и девчонки воспринимали ее как нечто вроде
шпионки в своей среде.
Если бы Лари приложила побольше усилий, чтобы преодолеть изоляцию, ей,
возможно, это удалось бы. Но обстоятельства, под влиянием которых
сформировался ее характер, привели к тому, что она впала в меланхолическую
мечтательность. Зимой Лари довольствовалась тем, что проводила долгие
послеполуденные часы, читая книги у камина или катаясь на коньках на
замерзшем пруду - это был ее любимый вид спорта. Ее отделяло от сверстников