"Рейчел Кейн. Стеклянный дом ("Морганвилльские вампиры" #1) " - читать интересную книгу автора

ее ногу пронизывала острая колющая боль.
Она была на полпути вниз, когда заметила парня на диване, на котором
раньше в развалку сидел Шейн. У него в руках была гитара.
О. Музыка. Она думала, что это запись, но нет, музыка была настоящей,
она была живой, и именно этот парень, перебирая струны, создавал эту
чарующую красоту. Она никогда раньше не слышала живой музыки, действительно
воспроизводимой вживую, такую, как эта. Это было великолепно.
Она смотрела на парня, застыв, потому что он еще не подозревал о ее
существовании. Был только он, гитара и музыка. И если бы она могла описать
словами то, что видела на его лице, это вышло бы что-то поэтичное и немного
печальное.
Хозяин дома был блондином, его волосы были подстрижены примерно как у
Шейна, беспорядочными прядями. Не такой крупный как Шейн, и не такой
мускулистый, но примерно такого же роста. Он тоже был в футболке - черной, с
логотипом пива. В синих джинсах. Без обуви.
Он перестал играть, опустил голову, и дотянулся до бутылки пива на
столе перед собой. Он чокнулся с воздухом.
- С днем рожденья, чел. - Сделал три глотка, вскинув голову, вздохнул,
и поставил бутылку на место. - Это домашний арест. Какого черта. Признай это
или поплатишься.
Клэр кашлянула. Он испуганно обернулся и увидел ее на лестнице; секунду
или две он смотрел, нахмурив брови.
- О! Ты та девушка, что хотела взглянуть на комнату, про которую
говорил Шейн. Хей. Спускайся.
Она спустилась, стараясь не хромать, и когда она вышла на свет,
увидела, как его быстрые умные голубые глаза скользят по ее синякам.
Он не сказал об этом ни слова.
- Я Майкл, - сказал он. - А тебе еще нет восемнадцати, так что разговор
будет коротким.
Она с размаху села с бьющимся сердцем.
- Я учусь в колледже, - сказала она. - Я первокурсница. Меня зовут...
- Хватит заливать, мне все равно, как тебя зовут. Тебе нет
восемнадцати. Готов поспорить, что тебе и семнадцати нет. Мы не принимаем в
этот дом, тех, у кого нет прав. - Его голос был глубоким, теплым, но
твердым, по крайней мере сейчас. - Не то чтобы ты вступаешь в Центр оргий,
но извини, мы с Шейном вынуждены думать о подобных вещах. Ты живешь здесь и
кто-нибудь начинать подозревать, что здесь, что-то не так...
- Постой, - сказала она первое, что пришло в голову: - Я не собираюсь
этим заниматься. Или говорить об этом. Я не буду втягивать вас в
неприятности. Мне престо нужна...
- Нет, - сказал он. Он уложил гитару в футляр и закрыл его. - Прости,
но ты не можешь здесь остаться. Таковы правила.
Она чувствовала, что все идет к этому, но позволила себе подумать: Ева
была милой, и Шейн не был ужасен, и комната была хорошей, но взгляд в глаза
Майкла добил ее. Окончательный и бесповоротный отказ.
Она почувствовала, что ее губы трясутся, и возненавидела себя за это.
Почему она не может быть задиристой холодной стервой? Почему она не может
постоять за себя, когда надо, не расплакавшись при этом как дитя? Моника не
стала бы плакать. Моника нашла бы, что ответить, сказала бы ему, что ее вещи
уже в комнате. Моника швырнула бы ему деньги на стол и он бы не посмел