"Бернгард Келлерман. Братья Шелленберг" - читать интересную книгу автора

сделался храбрым.
Не выходил у него из головы случай с дирижером, о котором ему как-то
рассказывали. Этот дирижер приехал, никому не известный и без гроша в
кармане, в большой провинциальный город, а вечером уже дирижировал в опере.
Оба штатных дирижера внезапно заболели. Теперь он один из первых оперных
дирижеров в Германии.
Почему бы и ему, Георгу Вейденбаху, не улыбнулась удача. И чуть было с
ним не случилось того же, что с этим дирижером. Он явился к одному из первых
берлинских архитекторов, к которому раньше не решался зайти. Положение
оказалось не безнадежным. Неучтивая усмешка, недосадливо отведенный в
сторону взгляд были ему ответом. Его попросили обождать. Сгорел завод, его
надо было как можно скорее восстановить. "Видишь!" - подумал Георг и
вспомнил своего дирижера, которого одели во фрак за несколько минут до
начала спектакля. Заводу нужно было в должный миг сгореть, чтобы он... Но в
приемную вошел костлявый, лысый господин, быстрым взглядом скользнул по его
худому, изношенному пальто и с сожалением покачал головой. Итак, ничего не
вышло.
Ну, не здесь, так в другом месте. Как и другие безработные, он читал на
стенах еще влажные газетные листы и срывался с места, устремляясь навстречу
какой-нибудь тусклой надежде.
На вокзалах по временам случалось заработать несколько пфеннигов
мелкими услугами, справками. Но нужны были зоркость и проворство. Конкуренты
не дремали. В полдень на Александерплаце дымились три полевые кухни Армии
спасения и дзе кухни одной большой газеты. Толпы женщин и мужчин,
несчастных, бледных, в отрепьях, выстраивались в бесконечные очереди и
терпеливо продвигались вперед. Тут можно было получить тарелку горячего
супа - немного, но все же что-нибудь. Зеваки толпились вокруг кухонь.
Однажды явился даже фотограф для съемки. Георг отвернулся. Чего доброго, еще
увидит его на снимке Качинский, сидя за чаем в фешенебельном холле.
Тяжело было по ночам. Это был ад. Небо рдело между черными домами.
Случайная квартира, зала для пассажиров на вокзале, ночлежный приют. В
северной части города Георг разыскал ночлежку, где за несколько пфеннигов
можно было переночевать на полу. Там вповалку лежали люди, и даже коридоры
были запружены изможденными телами. Приходилось перелезать через них. От
испарений этих нагроможденных в кучу, покрытых грязью людей перехватывало
дыхание. Обычно Георг только под утро забывался сном. Он лежал всю ночь, не
смыкая глаз. Спящие хрипели, храпели и стонали. Некоторые дико кричали со
сна. Мужчины, женщины и дети спали вперемежку и подчас из какого-нибудь угла
доносился сладострастный стон, прерываемый чьим-нибудь несдержанным
рычаньем. Вот что происходило в городе, улицы которого днем очищались
резиновыми катками.
Несколько раз Георг оказывался рядом с девушкой. Она была, в сущности,
еще ребенком, с худыми плечами и маленькой, неразвившейся грудью, и тоже
лежала без сна. Часто он наблюдал часами ее сидящий силуэт. Как-то ночью оно
близко придвинулась к нему, так что он ощутил ее худое тело, и похотливо
шепнула: вы спите? Осторожно дернула его за рукав, нагнулась над ним. Но он
не шелохнулся, застыв от ужаса.
Иногда ночь казалась ему бесконечной. Не находя покоя, он метался из
стороны в сторону. То дрожал от озноба, то горел, как в лихорадке. Спавшие
хрипели и кричали, а по временам вдали грохотал город. Шум был совсем такой,