"Кэндзабуро Оэ. Опоздавшая молодежь" - читать интересную книгу автора

разобрать. Лишь плач цикад, подобный монотонному шуму моря, повисает над
деревней. Впечатление такое, будто школа превратилась в замок спящей
царевны - все, кроме меня, погрузились в глубокий сон. Нет ни души и на
залитой солнцем спортивной площадке. Кажется даже, что нет ни души во всей
деревне. Я вспоминаю историю, которую рассказывала бабушка. Она ненавидела
детей и вечно пугала нас своими страшными сказками. Когда отец бабушки был
еще молодым, он будто ходил в одну из окрестных деревень на заработки. Там
был медный рудник. И будто в конце лета он с приятелями, возвращаясь домой,
входит в соседнюю деревню, а там ни людей, ни животных - вымерла деревня. Но
когда они, перевалив через гору, вошли в свою деревню, то увидели, что и
здесь ни живой души! Все покинули деревню, видно, спасаясь от эпидемии. И
они будто тоже хотели поскорее уйти, но несколько человек заболели и
свалились замертво. Тогда отец бабки и его приятели бросили их в деревне и,
подпалив ее, бежали...
"А вдруг и наши деревенские бросят меня больного, подожгут деревню, а
сами убегут? Я ведь не могу убежать. Так и сгорю заживо!"
Скрипнула дверь учительской. От выдуманных страхов - как я горю заживо,
я возвращаюсь к своим реальным страхам. "Хорошо бы умереть сейчас от жары,
тогда мне не страшны никакие страдания", - думаю я. Мне хочется умереть. По
коридору приближаются шаги. Не в силах совладать с собой, я стремительно
вскакиваю, бегу в дальний угол класса, лезу под скамью, хватаю нож и
поспешно сую его в карман. Этот никчемный поступок вселяет в сердце еще
более никчемное теперь мужество. "Я обыкновенный дурак. Убежал, вернулся, и
теперь уж они точно изобьют меня до полусмерти".
В дверях вырастают директор и учительница. Они пристально смотрят на
меня. Рука учительницы обмотана белой тряпкой. Когда я поднимаю на директора
глаза, у меня перехватывает дыхание. Его обычно свирепое лицо полно скорби и
растерянности, у него покраснели веки. Он что, плакал? Нет, слез не видно.
Острая тревога, которой, казалось, я никогда еще не испытывал, тревога
сродни физической боли, огромной тяжестью обрушивается мне на грудь,
сковывает тело.
- Иди домой, - дрожащим от слез голосом говорит директор. - Сейчас же
иди домой.
Я в замешательстве смотрю на директора и на стоящую у него за спиной
учительницу, во взгляде которой вижу прощение. "Меня не собираются
наказывать. Не иначе мир перевернулся?"
- Война проиграна. Школу закроют. Иди домой. Пока не будет распоряжения
из управы, в школу ходить не нужно. Иди домой.
- Проиграна? Как это? - говорю я. - Вранье.
- Его величество император выступил по радио. Его величество изволили
заявить, что война проиграна.
- Вранье, вранье!
- Нет. Сейчас же иди домой. Война проиграна.
- Вранье, - говорю я плача.
Директор входит в класс, своими огромными ручищами берет меня под мышки
и заставляет встать. Я стараюсь освободиться из его рук, но получаю сильный
удар по носу. Я уже нацеливаюсь укусить директора за руку, но вдруг замечаю,
что учительница, эта бледная истеричная женщина, смотрит на меня, как на
диковинного зверя. И я теряю желание бороться и покорно позволяю вывести
себя из класса. Директор почти волочит меня по коридору, меня спускают с