"Александр Керенский. Гатчина " - читать интересную книгу автора

Корнилова, - Савинков, первый в своем воззвании назвавший восставшего
генерала изменником, - каким образом он заручился доверием совета казачьих
войск, - организации до конца преданной Корнилову. Ведь все эти Дутовы,
Анисимовы и проч. казачьи политиканы были злейшими врагами Временного
Правительства и, в особенности моими.
В ту минуту появление в моей маленькой комнатке обсерватории, где я
сидел, этого своеобразного "казака" сразу, быстротой молнии осветило мне все
новое положение в отряде: я не столько понял, сколько почувствовал, что
появление этой "делегации" не пройдет даром для успеха всего предприятия. Я
уже не помню всех деталей этого короткого свидания с Савинковым. Помню
только, что этот "казак" старался говорить с особо загадочным и трагическим
видом; что он особо предостерегающим тоном вопрошал меня, намерен ли я
предоставить ему какое-либо официальное при себе положение. Я уклонился от
всякого с ним по существу разговора. Мы расстались...
А время шло. Солнце уже склонилось к западу. Я успел еще раз по разным
срочным делам с'ездить в Гатчину, но о решительном "натиске" на Царское Село
так и не было ничего слышно. Тогда я снова поехал в отряд, на этот раз с
твердым решением вмешаться в самые военные действия. Я уже более не
сомневался, что внезапный "паралич", охвативший все части 3-го конного
корпуса, происхождения не военно-технического, а чисто политического. Я
нашел отряд Краснова уже в самом предместьи города, но не заметил ни
малейшего намека на военные действия. Напротив, между "осаждавшими" и
"осажденными" шли какие-то безконечные переговоры о добровольном подчинении,
о сдаче оружия и т. д. Выяснив на месте положение, я послал ген. Краснову
одно или два (не помню) письменных требования, немедля начать военные
действия против Царского Села, открыв артиллерийский огонь. Генерал отвечал,
что недостаточное количество войск, а также колеблющееся и крайне
возбужденное настроение казаков, заставляют его избегать всяких решительных
мер. Было очевидно, что Краснов не торопился. До сих пор я остаюсь в
глубочайшем убеждении, что при доброй воле командования, присутствии интриг,
мы заняли бы Царское Село еще утром, на 12 часов раньше, чем это случилось.
А это в свою очередь дало бы нам возможность начать следующую операцию на 24
часа раньше, т. е. до разгрома восстания юнкеров. Как будет видно дальше,
это сознательное промедление под Царским Селом было последним роковым ударом
для всего нашего похода.
Уже совсем вечером, ген. Краснов, так и не начиная бомбардировки,
доложил мне, что намерен несколько оттянуть войска назад, отложить занятие
Царского Села на завтра. Это было уже слишком. Я ни при каких условиях не
мог дать на это свое согласие. Во первых, я не видел никаких препятствий к
немедленному овладению Царским Селом; во вторых, я считал недопустимым, чем
нибудь в наших действиях создать впечатление нашей слабости и неуверенности.
Как раз в это время приехавший из СПб. комиссар Северного фронта Станкевич
сильно помог мне в моем разногласии с ген. Красновым. Станкевич, сообщая о
положении в столице и, в частности о состоянии там готовых нас поддержать
боевых силах, всячески настаивал на ускорении нашего продвижения к
Петербургу. В конце концов, было решено немедленно занять Царское Село.
Около полуночи, как и следовало ожидать, без всяких затруднений, что
называется - "без выстрела" наш отряд вступил в город. С таким же успехом
это можно было ожидать ровно на 12 часов раньше.
Поехал я на ночевку в Гатчину с самыми мрачными мыслями. Опыт этого дня