"Герман Кестен. Казанова" - читать интересную книгу автора

деле величайшим соблазнителем всех времен? За сорок лет,
описанных в воспоминаниях, Казанова называет имена всего ста
шестнадцати возлюбленных. Это дает в среднем по три возлюбленные
в год - для холостяка, непрестанно разъезжающего по Европе,
знающего тысячи и знаемого тысячам людей всех классов и
национальностей, сознающего себя рожденным для прекрасного пола.
Кроме того, из его рассказов получается, что увлекать многих
женщин ему удавалось лишь с очень большими усилиями, что он
малоразборчив и не содрогнется ни перед каким возрастом,
положением и приносимыми жертвами, что многих женщин он подкупил
деньгами, подарками или благодеяниями, многих завоевал счастливым
случаем, многих других взял дерзкими уловками или искусством
осады, а некоторых соблазнил изощренно-точными психологическими
уловками.
Что делает его прототипом всех соблазнителей? Техника?
Страстность? Жеребчик в штанах (как сказал Барби д'Орвиль)? Был
ли он энциклопедистом чувственной любви? Сексуальным атлетом?
Были ли уловки и хитрости его техники соблазнения столь
неотразимы? Была ли это напряженность, с которой он проводил, а
потом и описывал свои реальные и мнимые соблазнения? Или у него
были совершенно новые идеи в той области, где неустанный
исследовательский дух человечества так плачевно пасует?
В одном из введений к воспоминаниям, в апологии
двенадцатитомной апологии, он объявляет, что писал мемуары не для
славы, а как сатиру на самого себя. Несмотря на пылающую
чувственность, его нельзя назвать чувственным человеком, так как
из-за чувственных удовольствий (которые, тем не менее, были
главным делом его жизни) он не забывал свои обязанности, когда
они у него были. Он был неутомимым любителем, но не
профессиональным любовником или соблазнителем.
Он не так экстравагантен, как Сафо или некоторые друзья
Сократа. Его методы не столь ударны, как у маркиза де Сада. Он
менее утончен, чем Шодерло де Лакло в романе "Опасные связи".
Несмотря на мгновенно возникающие и быстро высыхающие слезы,
которые Казанова проливает в своих мемуарах по каждому поводу,
состязаясь с литературными потоками слез своих подруг и друзей,
он менее чувствителен, чем Жан Жак Руссо.
Вероятно типичным делает его как раз та взволнованная
банальность, с которой он понимает и проводит любовь. Как упрямый
спортсмен, он настойчиво занимается, если так можно выразится,
голым повторением одного и того же акта с постоянно меняющимся
объектом.
Это же и делает его столь современным: всегда нервозная
готовность, бурная капитуляция увлеченного атлета перед каждой
развевающейся юбкой, гипербанальная идея-фикс человека во многих
областях способного, который немедленно хочет соединиться
физически с каждой очаровательной персоной женского пола.
Казанова обобщил и типизировал себя прежде всего
литературными средствами. Он сильнейший самопропагандист всех
времен.