"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

радость будет радостью, если нет друга, чтобы разделить ее? И разве горе не
убивает человека, если нет друга, чтобы в нужную минуту сказать ему: "Э, в
чем дело, смотри веселей!" Буржуазия может обойтись без дружбы, ей нужны
деньги, а когда делишь деньги, то чем меньше людей, тем веселее делить. Но я
спрашиваю - какой пролетарий работал в одиночку? И разве мы смогли бы
построить социализм, если бы у нас не было великой дружбы народов, и дружбы
рабочих и крестьян, и дружбы каждого из нас со своим коллективом?
Клава закашлялась. Сема метнул на нее тревожный взгляд, сбросил с плеч
пальто, прикрыл им плечи девушки и прекратил смешки суровым, почти
величественным жестом:
- Кто смеется и почему? Неужели среди нас найдется хоть один пошляк,
который не понимает движения души, когда для друга не только пальто -
рубашку снимешь, и тебе будет тепло, потому что тепло другу? Вот, смотрите,
сидит мой лучший и несравненный друг Геннадий Калюжный. - Генька смущенно
потупился, он гордился красноречием Семы и немного стыдился его. - Вот с
этим Геннадием Калюжным нас не разделит ничто, кроме смерти. Я был мировой
токарь, я был изобретатель и гордость своего завода, но когда Калюжный
сказал, что едет на Дальний Восток, за десять тысяч километров от Одессы,
Альтшулер сказал: "Ну и что? Мы поедем вместе, и пусть кто-нибудь попробует
меня удержать!" Дружба есть дружба, и да здравствует дружба, товарищи! Да
здравствует дружба Геньки Калюжного и Семки Альтшулера и дружба всех нас,
членов великого комсомола!
Среди возгласов одобрения раздался скептический голос Сергея Голицына:
- И дружба Семы с Клавой Мельниковой...
Сема наклонился к костру и скрыл лицо, деловито подкладывал сучья...
После речи Семы настроение поднялось, каждому хотелось сказать
что-нибудь значительное. Гриша Исаков, мрачно озираясь, спросил неожиданным
для него самого басом:
- Я тут стихи написал. Прочитать?
Все поддержали: конечно, прочитать.
Гриша встал на то место, где только что ораторствовал Сема, откашлялся,
подождал, чтобы установилась тишина, и начал читать медленно, нараспев,
любовно выделяя каждое слово:

Тайга свистела, дрожала и пела,
Свирепая буря стволы сгибала,
Дубы вековые из мшистой постели
Рвала она с корнем и наземь бросала.
И лопались корни, трещала кора,
Янтарные слезы роняла она.
Пред этой стихией, упрямой и страстной,
Тайга склонялась рабою безгласной,
Но я прихожу с топором и пилой,
Я буре кричу: "Состязайся со мной!"
Рублю топором - и деревья летят,
Деревья ложатся в послушный ряд.
На месте тайги, покоренной мной,
Я город построю, дворцы возведу,
И в дебри душистые в день выходной
Я с девушкой светлой гулять пойду.