"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

пререкались и изводили друг друга). Но Сергей присел на траву рядом с Тоней
и попросил:
- Ты продолжай, Тоня. Я ведь не мешаю.
Он был настолько изумлен, что забыл сказать что-либо язвительное.
Тоня помолчала и запела. Теперь она запела старую деревенскую песню, из
тех песен, которые певала Лилька. Она выбрала ее женским инстинктом,
подсказавшим, что она споет лучше. Ее щеки порозовели. Она наслаждалась
звуками своего голоса, и захотела услышать восторженную похвалу, и захотела
во чтобы то ни стало, чтобы в нее тут же, моментально влюбился Сергей
Голицын - тот самый Голицын, которого она терпеть не могла. Ей казалось, что
наступил момент перелома, что с этого вечера все пойдет иначе, что она сама
станет иною.
Сергей слушал и сбоку смотрел на ее изменившееся, смягченное лицо, на
ее поющий рот, на ее высокую, возбужденно дышащую грудь. "Вот так Тоня! -
думал он, не находя прежних слов насмешки и осуждения. - И как это я не
замечал, что она такая? Может быть, она влюбилась в кого-нибудь? Здорово
поет... А может быть, и в меня? Почему бы и нет? Может быть, она уже давно
влюблена в меня, и все ее штучки - одно притворство?"
Он томился одиночеством и со свойственным ему легкомыслием был не прочь
поверить своей выдумке.
Тоня кончила песню и смотрела вызывающе.
- Еще! - сказал Сергей и дотронулся до ее руки. Тоня отдернула руку и
запела другую, любовную, томительно-страстную песню.
"Определенно влюблена... И как я не заметил раньше? Вот и песню такую
выбрала. Забавно! А я, дурак, за всеми девчонками бегал по очереди, а Тоньку
не видел. Она сейчас совсем хорошенькая и нисколько не колючая. Дурак я,
дурак!"
И он уверенно положил свою руку на трепещущую руку Тони. "Что со мной?
Что со мной? - спрашивала себя Тоня, не отнимая руки и прислушиваясь не
столько к зовущим и замирающим звукам своего голоса, сколько к блаженному
смятению, охватившему ее. - Что же это такое? Почему я не отнимаю руки? Ведь
это Голицын, я же его терпеть не могу, это бузотёр и наглец, он мне всегда
не нравился... Что со мною?.."
Он сжал ее пальцы и сказал многозначительно:
- Я и не знал, что ты такая...
И начал гладить ее руки и плечи торопливыми, жадными руками. Он сам не
знал, как это получилось. Ему самому было странно, что это Тоня, "сухарь
Тоня". Но прежнее представление о ней исчезло, и, не успев еще освоиться с
новым, он чувствовал только неудержимое желание.
Тоня не оттолкнула его. Она ужасалась и радовалась нетерпеливо-жадным
прикосновениям ласкающих рук. Она поняла как-то сразу, в огромном напряжении
душевного кризиса, всю пустоту своей одинокой жизни, крепкую жизненность
Кати Ставровой, счастливое простодушие Клавы, беззаботность Лильки, могучее
счастье Сониной любви, все радости человеческого сердечного общения, всю
пламенность своей нетронутой души, всю страсть, всю веру, все величие
надежд, которые несет любовь.
Она испугалась, растерянно взглянула на Голицына, еще больше
испугалась, увидав его нетерпеливое лицо... И, не зная, как укрыться от
этого нетерпения, снова запела.
Она пела украинскую веселую девичью песню, которая раньше не нравилась