"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

Они познакомились несколько лет назад в Балаклаве. Епифанов учился в
водолазной школе, а Коля Платт приехал в дом отдыха. Они встретились в море,
далеко от берега - два пловца, влюбленных в воду. Потом много раз плавали
вместе, ходили вечерами по набережной, разговаривали с той искренностью и
доверием, что возникают между случайными знакомыми, которым вскоре предстоит
расстаться навсегда.
И вот теперь они соединились надолго.
- Ну, как дела, браток?
Коля Платт был человек замкнутый и мнительный. Ребята в эшелоне
сторонились его, считая гордецом. Но перед Епифановым он не мог замыкаться -
это была неожиданная удача, поддержка, радость. Он рассказал Епифанову все -
про Лидиньку, про старуху, про свои сомнения и страхи: не забудет ли его
Лидинька? Не выдадут ли ее замуж? Все эти парни около нее...
Епифанов слушал, положив подбородок на разделявшую их перегородку.
- Гробовое дело! - заключил он с участием. - Только ты, браток, не
кисни. Все наладится. Утрясемся там, напишешь ей - приедет. Комсомолка -
должна понимать. Старуха тоже ведь не бог весть сколько проживет.
- Я ей смерти не желаю, - с дрожью в голосе сказал Коля, - но она из
упрямства еще пять лет проскрипит, вот увидишь...
- Гробовое дело! - подтвердил Епифанов. И Коле Платту стало легче.
Катя Ставрова скоро сделалась связующим звеном между всеми группами. Ей
хотелось, чтобы ребята не скучали, не ссорились, не вспоминали об
оставленных друзьях, подругах, семьях. Она затевала игры, оркестры, чтения.
И зорко следила, чтобы никто не "разлагался", - преследовала водку и карты.
На станции Тюмень группа ленинградцев бегала в буфет пить водку. Один
из них пытался потом залезть в вагон москвичей.
Едва тронулся поезд, Катя предложила взять ленинградцев на буксир и
отправилась делегатом. Ленинградцы оказались славными ребятами. Катю
встретили приветливо и даже изысканно, но когда она рассказала о цели своего
посещения, поднялся крик:
- Что? На буксир? Ленинградцев на буксир? Девочка, возьми на буксир
свою маму!
Катя хотела рассердиться, но ленинградцы угостили ее мармеладом,
который показался ей вкусней московского, хотя был куплен в Москве на
вокзале. И было решено заключить договор на соревнование.
Пока писали договор, Катя поглядывала вверх - на верхней полке, из-за
подмятой подушки, торчали светлые вихры волос и туго обтянутое рубахой
плечо, да свешивалась с полки откинутая рука, покачиваясь вместе с вагоном.
Взгляд Кати задержался на руке. Катя любила и понимала человеческие
руки. Вот у мужа очень ловкие и аккуратные руки: они искусно режут хлеб,
колбасу, сало; легкий жирок приглушает линии костей. Катя ненавидела их за
жирок, за ловкость; ей всегда чудилось, что они обманывают, обвешивают
покупателей. А у Ирины большие, смелые руки, с четкими выпуклостями, с
широкими и сильными ногтями. Таким рукам можно доверять. А сколько рук
мелькало ежедневно у прилавка! Катя различала руки честные, и руки цепкие,
жадные, и руки ленивые, холеные, и вороватые, и трусливые, и руки трудовые,
усталые, которым хотелось выдать побольше и получше.
Рука парня, спавшего наверху, была хорошей, честной рукой - большая,
костистая, с гибкими пальцами и обломанными ногтями. Рука беспомощно
болталась вместе с вагоном, но в ней угадывалась сила.