"Грегори Киз. Исчисление Ангелов ("Век безумия" #2)" - читать интересную книгу автора

его.
- Все, что она сказала, - неправда. Но скажи мне, она осталась жива? -
едва слышно произнес Алексей.
- Жива, - ответил Петр и развернулся, чтобы уйти. Но вдруг
остановился. - Пойми, они же использовали тебя, - сказал он, - все эти бояре
и попы. Ты был их оружием в борьбе со мной.
Алексей поднял на него глаза.
- Я сожалею только о том, что желал твоей смерти, - сказал он. - Я
желал и боялся этого. Я всегда всего боялся, и особенно тебя, отец. Я всегда
и всем не устраивал тебя. Я был не таким, каким ты хотел видеть своего
наследника, преемника. Но сейчас я уже ничего не боюсь. Совсем скоро Господь
призовет меня, и поэтому я прошу простить меня, и, возможно, кто знает, мы
еще встретимся... - Он разрыдался, и на глаза Петра навернулись слезы.
- Я прощаю тебя, Алексей, сын мой. Прости меня, я потерял тебя.
Сказав это, Петр развернулся и вышел, у него больше не было сил
выносить эту сцену. Как преданный пес, ифрит последовал за ним. Петр
вернулся во дворец, сел за стол, остановившимся взглядом уперся в лежавший
перед ним приговор собственному сыну. Зажатое в руке перо дрожало. Так он
сидел несколько часов. Он так и не поставил своего имени под приговором.
Вошли и доложили, что царевич Алексей скончался.
Петр вышел на воздух и стал смотреть на Неву, на плывущие по ней
корабли. Царь плакал.

1722
Заседание Совета

- Стой, замри на месте! - заорал хриплый голос, перекрикивая вой ветра.
Красные Мокасины прищурился от бившего в глаза света и сквозь кисею
сыпавшейся с неба крупы различил под тусклым фонарем четыре силуэта. У двоих
были мушкеты. Красные Мокасины послушно остановился, понимая, что свет их не
ослепляет и они видят его лучше, чем он их. Он лишь желал, чтобы они
поскорее сказали, что у них за дело к нему, а то он продрог до костей, ноги
заледенели и сделались тяжелыми. Впереди уже маячили огни города и впервые
за последние дни обещали ему тепло и горячую еду.
- Куда идешь? - потребовал ответа все тот же голос.
Красные Мокасины уловил неприятный, тревожащий звук - клацнул затвор
кремневого ружья, - и мурашки побежали у него по спине.
Красные Мокасины откашлялся и произнес:
- Иду на заседание Совета.
- Совета, говоришь? Это которого, городского, что ли?
- На заседание Совета, - повторил Красные Мокасины.
- О черт, Джон, - прошипел другой голос, - глянь-ка, это же индеец.
- Помолчи, - проворчал Джон. - Не слепой, вижу. Ты, парень, с оружием?
- Да, - коротко ответил Красные Мокасины.
Мушкет висел у него за спиной, и заметить его не составляло труда, но
он не стал объяснять, что у него нет пороха и мушкет не заряжен. Его
пистолет был спрятан под длинным, ниже коленей кафтаном, все медные пуговицы
наглухо застегнуты, чтобы защититься от дьявольского холода. Там же
находился и боевой топор. Оружие было спрятано потому, что по дороге в
Филадельфию он не собирался ни с кем вступать в бой и тем более ввязываться