"Уилла Кэзер. Заколдованная скала " - читать интересную книгу авторасухими, словно их нарочно сушили. Мы старались не нарушить первозданность
этого места, хоть частенько летними вечерами заплывали туда и ложились передохнуть на песок. Вечер, когда мы разожгли свой последний в тот год костер, я хорошо помню, и есть этому причина. Через несколько дней ребята снова сядут за парты средней школы в Сэндтауне, мне же отправляться к Скалистым горам, чтобы первый раз в жизни учить ребятишгк в сельской школе норвежского поселка. При одной мысли, что я должен проститься с моими соратниками по играм, должен покинуть эту реку и отправиться туда, на равнину, по которой гуляет ветер да стоят ветряные мельницы, а кругом - поля кукурузы и необозримые пастбища и ничего больше, где в природе нет такой неукротимости, необузданности, не возникают острова, не поют неведомые птицы, нет мира больших рек,- у меня заранее появлялось щемящее чувство к родному краю. Прочие наши сверстники приходили к реке просто так - ловить рыбу или кататься на коньках, приходили и уходили, но мы, шестеро, были беззаветно преданы водной стихии, нас, наверное, и сдружила-то между собой именно река. В нашу компанию входили два брата Гасслеры - Фриц и Отто; отец их, низенький немец, был портным. Среди нас братья - одному десять, другому двенадцать - были самые младшие, оба со светлыми голубыми глазами, с выгоревшими на солнце, всклокоченными вихрами, с обветренными лицами. Старший - Отто - лучше всех в школе успевал по математике и очень много читал, но каждую весну для него школы будто не существовало, его тянуло к реке, словно ей без него не обойтись. Они с Фрицем ловили жирную с маленькими рожками зубатку и продавали городским хозяйкам и столько волосами, стали похожи на темную - в обрамлении песка - реку. Был среди нас Перси Паунд, толстый, пухлощекий, веснушчатый, он набирал у мальчишек разные детские журналы с рассказами, и вечно его ловили во время урока за чтением детективов. Еще был Тип Смит, обладатель веснушек и рыжих вихров, неизменный король всех наших шутовских проделок, походка у него была какая-то шаткая, старческая, да и смех такой странный, скрипучий. Днем Тип усердно прислуживал в отцовской бакалейной лавке, и каждое утро перед школой выметал торговое помещение. Даже в свободное от работы время Тип не сидел без дела. Он неутомимо коллекционировал наклейки с сигаретных коробок и табачные этикетки; он мог часами сидеть скрючившись, визжа крохотным лобзиком. Наиболее ценное его имущество составляли несколько бутылочек из-под лекарств, где хранились зернышки пшеницы из Палестины, вода из Иордана и Мертвого моря и земля с горы Олив. Его отец приволок всю эту дребедень от миссионера-баптиста, который торговал ею, и обладать реликвиями столь древнего происхождения доставляло Типу огромное удовлетворение. Самым высоким из нас был Артур Адаме. У него были прекрасные золотисто-карие глаза, для мальчика, пожалуй, чересчур задумчивые и печальные, и такой приятный голос, что всем нравилось слушать, как он читает вслух. Даже если он громко читал стихи во время урока, никто никогда не посмеивался. Вообще-то в школу он ходил отнюдь не регулярно. Артуру было семнадцать, а значит, ему полагалось окончить среднюю школу еще год назад, да только его вечно тянуло отправиться куда-то с ружьем. Мать Артура умерла, отец, который постоянно носился с какими-то своими делами, хотел |
|
|