"Александр Хургин. Лишняя десятка (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

ДУРАЦКИЙ СЛУЧАЙ

Иванова была старухой. Толстой и шустрой. И целыми днями гуляла. На
скамейке у подъезда. А недавно она гулять перестала. Вернее, она и сейчас
гуляет, но только у себя на лоджии. Хорошо, на первом этаже лоджия есть. А
выйти Иванова не может. Ее недавно парализовало. Всю левую сторону.
Кровоизлияние у нее было, поэтому ее и парализовало. И вынести ее не улицу
некому - Федя старый уже для этого. Да и незачем ее выносить. На лоджии тоже
воздух. И видно все. И удобно. Она же в кресле сидит. Покормить, помыть,
повернуть, посадить - со всем этим Федя справляется. А на улицу вынести не
может. Хоть всего три ступеньки там. Кое-как на лоджию вывести - это он пока
в состоянии. Выведет, посадит ее в кресло, она и сидит. Молчит. Речь у нее
после кровоизлияния тоже отнялась. Скучно ей сидеть на лоджии и молчать.
Раньше-то она со всеми беседовала. Кто бы ни шел - остановит. Как дела,
спросит, что нового, что где продают. И знала обо всех все. Кто женился, кто
уехал, кто с кем. Умер кто-нибудь - тоже всегда знала. И на все похороны в
округе ходила. Помогать. Если ее не звали, она все равно ходила. Интересно
ей было, что ли?
Федя ей нет-нет, т скажет:
- Рая, оно тебе надо, чужое горе?
А она говорит на это:
- Надо. Я ж, - говорит, - помогаю или что я делаю?
Наверно, дома работы ей не хватало. Поесть сготовит на двоих, приберет
- и кончились дела. А когда-то у нее семья была не то что теперешняя. Как у
людей была семья. То есть у Ивановой две семьи было. Сначала, до войны, у
ней был муж парикмахер, Миша Гольдин, и двое детей - Йося и Фима. А за Федю
это она в самом конце войны вышла, когда совсем уже одна осталась. Вышла и
стала Ивановой. Они хорошо с ним жили. Всю жизнь. Только с детьми не везло.
Ни одного не вырастили из троих. Вдвоем жизнь прожили и на пенсию вышли. А в
старости, конечно, скучновато стало им жить. Поэтому Иванова и суетилась
вечно.
Соседи на этаже все молодые, на работу утром уйдут, а приходят - вечер
давно. Так Иванова - когда за маслом очередь днем выстоит и им заодно
возьмет, когда талоны на сахар и мыло в жэке получит. А то и отоварит их
все. У нее сумка есть на колесах - огромная. Рюкзак, а не сумка. Так она
набьет ее доверху и прет еле-еле. Федя ворчит, а Иванова говорит:
- И чего ты, Иванов, выступаешь? Она ж на колесах. Или тебе повылазило?
Говорят - антисемитизм, антисемитизм, а Федя ее любил. И соседи любили.
Ленка из четвертой квартиры говорила:
- Ой, Раиса Натановна, вы такая хорошая, ну совсем на еврейку не
похожи. И что б мы без вас делали?
Ленка, конечно, дура, но права. Иванова их выручала. У них же у всех
дети. Из школы придут и носятся по двору - собакам хвосты крутят. А на
каникулах весь день без присмотра. Летом еще, допустим, в лагерь их можно
сдать на месяц. Или на два. А потом? Вот Иванова их и пасла. Воспитанием
занималась. Манерам не обучала, а чтоб не дрались или не лезли куда не надо
- следила. И накормит детвору всегда. Ей соседи ключи оставляли. Ну, она
зайдет, разогреет, что там у них есть, и накормит детей. Пускай один раз в