"Александр Хургин. Какая-то ерунда (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

расписанию, положения не спасало. Наверно, то лето, в какое это летнее
расписание составляли, морозным выдалось. А тут еще в окнах щели, занавесок
нет, и стекла хулиганы выбили. И зима.
Но это все - ничего. А вот то, что в поезде люди ехали - это, конечно,
хуже. Хотя и люди - ничего. Ехать-то всем хочется. Вот и ехали они, несмотря
ни на что, а убежденный пассажир Евсей Фомич, так тот даже жизнеутверждающе
пританцовывал и ладонями бил себя для согрева по спине, и еще приговаривал:
- Холодрыга, в бога душу черт! - так и говорил, как думал.
И правофланговому миллионной армии пролетарских проводников товарищу
Нинке так и сказал в глаза:
- Мороз, мать бы его увидеть, товарищ Нинка. Ну прямо не хуже , чем в
окопе.
А Нинка Чучуева - проводник передового отряда советских проводников -
тоже сказала ему по-нашему, ясно и убидительно:
- Зима!
Насчет зимы как явления природы Евсей Фомич точку зрения разделял, но
он же был пассажиром не чета другим, а пассажиром по происхождению и
призванию, так что мог возразить любому. И возразил:
- Против зимы я не возражаю, - возразил Евсей Фомич - член партии
пассажиров с девяностого года, - но зима находится за окнами, а не здесь.
Наверное, он был прав, этот пассажир. Пассажиры - они всегда правы. Но
проводнику без страха и упрека Нине Чучуевой подобные возражения были - что
снежная пыль в лицо. Она только прищурила один глаз и оглядела пассажиришку
другим, неприщуренным. И еще сказала, вежливо перейдя с мата на "вы":
- А перед окнами, по-вашему, значит, не зима? - она посмотрела на Евсея
Фомича безжалостно, опять прищурив один глаз и опять не прищурив другой, и
смотрела до тех пор, пока не удостоверилась, что Евсей Фомич от ее взгляда
съежился и ослабел душой. А может, он ослабел не от взгляда, а от холода, но
что ослабел - факт. Потому что он говорить продолжал, а его и слышно-то
почти не было. Да и говорил он ерунду - бредил, скорее всего:
- Перед окнами, - бредил Евсей Фомич, - надо, чтоб тепло было. А то, за
что ж боролись все время, жизни клали куды зря и деньги за билеты платили,
если оно холодно и чаю не наливают?
Старый кадровый проводник-инструктор Нина Власовна дала достойный отпор
этим псевдопассажирским бредням:
- Чаю не будет! - таким был ее отпор. - Потому что титан, благодаря
многолетним разрушительным действиям со стороны, проржавел до осей, чем льет
воду на рельсы. Менять его надо к едреней бабушке, на свалку истории!
- Тогда уж весь вагон, - простучал зубами сквозь собственный стылый
шепот все еще пассажир Евсей Фомич, и пар из его рта стал совсем невидим. -
Или весь поезд - к бабушке на свалку.
Заслуженный проводник республики, видный общественный деятель службы
движения к светлому будущему Нина Власовна Чучуева поняла, что с ее так
называемым оппонентом говорить бессмысленно и спросила сама у себя:
- А что толку? - спросила она. - Когда дорога... Одна слава, что
железная.
- И дорогу - туда же! - несмотря на то, что его не спрашивали,
выкрикнул окоченевший некто и, подозрительно дернувшись, замолчал.
Так как обращаться теперь было точно не к кому, персональный проводник
железнодорожного значения, проводник соцтруда Нинель Власьевна Чуева сказала