"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

бесконечно много. В чем мы и убедились. Именно в это утро. Именно в этот
час. Хотя ехали и ничего подобного не подозревали. Это потом одни будут
кричать - что, мол, предвидели и предупреждали, и этого надо было ожидать, а
другие будут отчитываться о проделанной работе и героизме вверенных им служб
и подразделений. А тогда все было тихо и на дворе стояло самое обыкновенное,
ничем не примечательное утро. Утро пятницы, последнего рабочего дня недели.
Дикий женский крик "Вова, выходите!" мы услышали издалека. Крик
повторялся несколько раз и было похоже, что он усиливается мощными
динамиками. Потому что так орать человек не способен.
А когда мы подъехали к моему дому, из него выбегали люди. Почти все
раздетые, в спортивных костюмах, в халатах.
- Смотрите, - сказала Марья.
Мы посмотрели и увидели, что слева и справа от дома, по склону, в балку
ползет асфальт, ползут деревья, ползут фонарные столбы. "Как в фильме
ужасов", - сказал не то Сеня, не то Серега, и это были именно те слова,
которые пришли в голову мне.
А люди все выбегали и выбегали, их становилось все больше и больше, они
видели ползущую мимо них землю и начинали кричать и плакать, и отходить
вверх, все дальше от своего дома, который трещал по всем швам и уже начинал
подрагивать и пошатываться всеми своими девятью этажами.
Марья дала задний ход и "Трабант" тоже поехал вверх, к запорожскому
шоссе, поехал туда, куда пятились все здесь присутствующие. А поверхность
земли продолжала двигаться вниз, продолжала стекать в огромную древнюю
балку, на дне которой лежала железная дорога, а на склонах теснились сотни
гаражей, частных домиков, дачек и тому подобных человеческих построек.
Наконец, люди почувствовали себя в безопасности и остановились, и
повернулись лицом к своему дому, и стало тихо. Остановилась и Марья. И мы
вышли из машины. Я хлопнул в тишине дверцей - и дом рухнул. Поднялась пыль,
как от взрыва. А когда пыль улетучилась или, может быть, осела, на месте
дома ничего не было. Даже горы обломков. Был котлован, с бурлящей грязью,
яма с полужидкой подвижной субстанцией.
Я стоял над ней, смотрел и пытался сообразить, как связано исчезновение
в этой субстанции моего дома с тем, что было со мной сегодня - с головной
болью, с грозой, кометой, со всеми этими неудачными людьми и смутными
бессмысленными встречами, и одновременно я повторял: "Это был мой дом. Мне
некуда теперь прийти и уйти мне неоткуда. У меня ничего нет. Только кошка".
Подошел Семенович.
- Ну, как тебе это безобразие? - спросил он.
- Да, - сказал я.
- А ведь я же ничего не успел с собой взять, - сказал Семенович. - Вся
моя генеалогия погибла.
- Я мебель вчера завез, - сказал какой-то босой мужик в кимоно. - Себе
и дочери. Австрийскую.
А женщина с больными глазами сказала:
- Господи, я трусы не надела. У меня под халатом ничего нет. - И все
посмотрели на нее, как будто желали убедиться в том, что под ее халатом
ничего нет, воочию.
Так стояли полуодетые люди над ямой, стояли, наверное, час. Или больше
часа. И откуда-то возникло и повисло над ними слово "оползень", против
которого протестовала председательша кооператива, крича "какой оползень?