"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

Я увидел ее в магазине "Каравай". Это бывший хлебный магазин, а теперь
там продают все - от кефира и разной рыбы до бананов, водки и чешского
стекла из Богемии. Но и хлеб, надо отдать им должное, тоже пока продают.
Свежий и в широком ассортименте.
Она делала покупки как-то хаотически, бездумно, покупая, казалось, все
подряд, без разбору и смысла. Или это только казалось. Но что не казалось,
так это наличие коренных изменений в ее фигуре. Она из-за узких бедер стала
похожа на гвоздь в брюках. Что, кстати, ее нисколько не портило, а наоборот
- до неприличия молодило. Особенно если со спины. Хотя лицо ее тоже
выглядело молодым. Оно, став намного старше, было тем не менее свежее, чем
когда-то. И спокойнее, что ли. Или, может быть, это было безразличие к
окружающей среде, к реальной действительности, к знакомым и незнакомым людям
вокруг.
Такое примерно безразличие я видел на лице писателя Анатолия Гаврилова.
Он шел, шаркая, по Берлину, смотрел себе под ноги и, теребя зеленый берет,
говорил: "Я думаю, мой герой мог бы выйти на Фридрихштрассе и попросить у
прохожего денег. Или мог бы наоборот - предложить деньги прохожему". Он был
безразличен ко всему - писатель Анатолий Гаврилов. Но это "мог или не мог"
сильно его волновало. А больше никого не волновало. И меня - не волновало.
Нисколько. Я думал "мог - не мог, какая разница? И какое кому дело до его
героя - так же, как и его герою до нас". Ну действительно - станет ли думать
о нас, идущих по Берлину не просто за выпивкой, но почему-то за "Бордо", его
герой, и будет ли его беспокоить то, что мы станем (или не станем) думать о
нем, это самое "Бордо" купив и спешно употребив внутрь для взаимоуважения и
любви.
Ничего этого Гаврилов не понимал и не хотел понимать. Он шел вроде бы
не один, а с нами, но думал только о своем, этом еще не рожденном как
следует, черновом герое.
Интересно, она тоже думала о чем-то своем, не существующем в
реальности, а существующем только в ее голове? Или ничего такого здесь не
было, а была простая озабоченность проблемой - чем и как накормить свою
семью сегодня вечером, а также и завтра утром?
Извне и со стороны этого не определить. Да я и не определял. Я смотрел
на нее и все. Не могу даже сказать, что я смотрел на нее и думал о ней или о
чем-то, с нею связанном. Ни о чем я не думал. Так как стараюсь не думать
тогда, когда можно не думать. Думать нужно, если не думать нельзя. А если
можно - чего зря уродоваться? Я вообще во всем так поступаю. Нужно делать -
делаю. Можно не делать - не делаю.
Сейчас можно было стоять в стороне и в тепле. Наблюдать за ней, бывшей,
не имеющей ко мне ни прямого, ни косвенного отношения. И ни о чем не думать.
И не подходить к ней. И вообще не делать никаких лишних движений. Как не
делают их холоднокровные какие-нибудь гады, всеми доступными способами
сохраняющие внутри себя тепло. Они берегут его, дорожат им, полученным на
поляне - лысине леса - прямо от солнца. От прямых его теплых лучей.
Между прочим, я заходил в магазин "Каравай" тоже с целью согреть под
пальто и под другой различной одеждой свое, слегка прохудившееся тело. Я
тоже, как ящерица или змея, собирал магазинное тепло, впитывал его и потом,
на улице, старался как-то сберечь, для чего сжимал кулаки, напрягал все
мышцы, которые мог напрячь, похаживал взад-вперед и проделывал другие тому
подобные штуки.