"Анатолий Ким. Запах Неустроева; Рыба Simplicitas (Два рассказа)" - читать интересную книгу автора

Анатолий Ким

Два рассказа

ЗАПАХ НЕУСТРОЕВА

1

Будущее есть у нас, оказывается, иначе как бы я увидел себя в прошлом,
когда еще жил в Москве, на Пресне, и фамилия моя была Селютин. Проживал я
тогда в квартире, которую раньше до меня занимал Неустроев, мой институтский
приятель. Вот и вижу теперь, как этот Селютин, то есть я, спустился в лифте
с шестого этажа и направился к выходу, почему-то все время думая о
Неустроеве. Вышел через стальную дверь из подъезда - и сразу увидел его. Тот
Селютина не видел. Шел, прижимая подбородком кусок желтого батона, обеими же
руками копаясь сзади в штанах. Когда сравнялись, Неустроев вздохнул,
закашлял и, чтобы не уронить хлеб, прижал его крепче к груди подбородком,
при этом широко разинув беззубый рот. Глаза его выпучились от напряжения,
через нижнюю губу вылетела нитка слюны и повисла на обломленном батоне.
Оказывается, у Неустроева сзади выбилась рубаха, и он запихивал ее
вздрагивающими непослушными пальцами. Уже пройдя мимо Селютина несколько
шагов, тот приостановился и тогда уже сумел кое-как справиться с делом. Но
ремня на штанах не оказалось, пояс был широк, и короткий подол рубахи снова
выскочил, как только Неустроев сделал первые шаги. Теперь он держал батон
обеими руками. Эти руки, и штаны, и рубаха были так грязны, что оказались
все одинакового серого цвета. Но не столько грязь - поразила больше всего
помоечная вонь, когда от проходившего рядом человека колыхнулся живой
ветерок. Селютин догадался, что бомж добыл обломок батона в мусорном баке,
обычно стоявшем за углом дома, на проезжей части улицы. Какими-то
неуверенными движениями впивался Неустроев в хлеб, засовывая конец батона в
рот, затем вынимал его обратно и облизывал. И все это на ходу. Вдруг
споткнулся на дороге, нога от боли как бы сама поджалась и затем ступила
пяткою на асфальт. Таким образом и заковылял далее - упираясь в землю
пяткою. Тут и заметил Селютин, что бомж был босиком и ноги у него такие же
серые от грязи, как и одежда, руки, - оттого и незаметно, что человек идет
по городу без обуви. Поранился, видимо, сбил ноготь - на камнях ступеней
появилась яркая кровь, когда Неустроев заковылял по крутой лестнице, ведущей
по склону горки к верхней улице.
Селютин проводил его взглядом, затем отвернулся и пошел в направлении
метро.
Он ни за что не догадался бы, что чумазый бомж - Неустроев, если бы еще
зимою тот сам не приходил к нему домой. Первый раз это было ночью, я тогда
смотрел в глазок двери. Дверь была стальная. За нею на освещенной лестничной
площадке человека три-четыре замерли, одинаковым образом опустив глаза и
по-собачьи вывернув головы, прислушиваясь. Среди них, укутанная рваным
платком, была одна женщина. Панорамная линза дверного глазка искажала лица,
раздувала их в пухлые морды с толстыми носами и губами. Когда я осевшим со
страху голосом спросил, чего им надо, Неустроев ответил за всех: "Хозяин,
пусти погреться!" Было больше двух часов ночи. Был декабрь. Морозы стояли
жуткие, по ночам с треском разрывалась древесина деревьев. За спиною в